— Попробовать все равно было нужно… — тихо возразил Денна, вновь разворачивая длинный свиток со списком требований к «Чёрному Властелину». — Теперь мы хотя бы знаем, что рассчитывать на нейтралитет Одинокой Горы нельзя…
Сайта вздохнул. Усмехнулся невесело. Развязно хлопнул подавленного Мага по плечу, да так, что тот качнулся вперёд и, с трудом удержавшись на ногах, с раздражённым шипением принялся стряхивать с себя тяжёлую лапищу побратима.
— Ну что, пойдёмте докладывать Саурону… рабы Чёрного Властелина!
…эхо раскатистого смеха ещё какое-то время металось по коридору, даже когда трое Кольценосцев, простившихся с ещё одной хрупкой надеждой решить дело малой кровью, скрылись за поворотом. Сыто, злорадно усмехался Замысел…
Заветрь
…Всего лишь — протяни руку… И восстанет из пучины морской Нуменор — прекрасный и величественный, прекраснее, чем в дни своего расцвета, и взовьются над острыми пиками Ангэллемар знамёна со звёздным клинком, венчающим острозубую корону… Протяни руку, король! Оно — твоё по праву, лишь тебе под силу совладать со страшной мощью Кольца.
Элвир беспомощно шагнул вперёд — и замер, остановленный упавшей на плечо ладонью.
— Не надо, — тихо проговорил Еретик; и в глухом голосе звучала та же боль, что плавилась миг назад в непроницаемых глазах Короля. — Оставь его сейчас. Ему непросто сейчас…
Один из черных всадников вдруг протягивает руку, едва заметно касаясь плеча Короля-Чародея. Неожиданно яркой искрой вспыхивает черный морион в простом стальном кольце. Короткий мысленный разговор, и назгул легко сжимает бока коня, заставляя его сделать несколько осторожных шагов к воде.
«Эйно…» — доносится до Лаурэфиндо тихий мысленный оклик. Приглашение к разговору по осанвэ.
Налетевший ветер в ярости сбрасывает с головы назгула капюшон.
…Он молод — насколько это можно сказать о живом мертвеце. Юное лицо, тонкие черты, очень светлые глаза… Будь он человеком, можно было бы сказать, что он красив.
Но он — не человек. Вражья тварь, нежить.
Морок слишком привлекателен.
Требуется усилие, чтобы вновь увидеть то, что есть — должно быть! — на самом деле: просвечивающие сквозь призрачную плоть кости черепа, истлевшие лохмотья древних одежд, мрачный алый отсвет в пустых глазницах…
Назгул опускает взгляд. Невеселая, понимающая улыбка касается тонких губ — за миг до того, как наваждение тает, чтобы смениться злобным оскалом живого скелета.
— И долго ты ещё будешь страдать, братец? — не выдержал, наконец, Сайта; вопрос вышел неловким, болезненно-беспомощным — даже привычная нарочитая грубость не помогла до конца скрыть неловкость. Аргор медленно повернулся. Взглянул — прямо в лицо, и мореход вздрогнул: в глазах цвета северного океана плескалось то, что каждый из Восьмерых — молча, не смея даже в мыслях заговорить об этом — надеялся никогда больше не увидеть.
А Король уже нехотя, словно с трудом прорывая плотную скорлупу сковывающего льда, разлепил бледные губы:
— Стоит ли… называть меня… братом? — медленно проговорил он. И безжизненный тихий голос показался стылым шелестом прибитой морозом полыни.
Сайта потрясённо шагнул вперёд.
— Брат, что ты? — схватил за локоть, за плечи, с тревогой взглядываясь в измученные глаза. — Что с тобой?! Это же Кольцо, это всё эта проклятая штуковина, ты ни в чём не!..
Осёкся, подавившись собственными словами. В глазах было — северное стылое море. Море, где больше не было, не было и никогда не будет, зелёного острова-звезды. Беспомощно опустил руки, отступая назад.
А Аргор вдруг усмехнулся — горькой, страшной усмешкой: немой оскал бессильной боли.
— Ты всё-таки был прав, Сайта. Я и впрямь предал… всех. И вся.
И, отвернувшись от онемевшего морехода, медленно пошёл вниз.
Теоден и Эодред. Начало.
Погоня шла за ним по пятам. Измученный конь уже не хрипел — жалобно стонал, и срывающаяся с губ пена была розовой. Казалось бы — всадник на резвом скакуне легко уйдёт от пешей погони; но шёл уже третий час, а расстояние до мелькающих за спиной приземистых фигур не становилось больше: нет, оно сокращалось. Теперь Эодред видел это совершенно ясно.
«У Тенгеля, короля Рохана, было пятеро детей, и лишь один сын — младший, Теоден.»
Приказано забыть. Только имя сына — неизбывная, вечно саднящая ядовитой занозой горечь и вина: Теодред, сын Теодена…