Муть перед глазами медленно превращается в полумрак почти пустого шатра. Дайро стоит рядом, не смея (или боясь?) подойти; на щеках — мокрые дорожки. В глазах медленно тает страх. Вместо него — Аргор задерживает дыхание, пережидая новый, неожиданный острый укол боли — медленно разгорается…
…Он не сразу узнает это чувство — чуждое, незнакомое ни отступнику-Аргору, ни, тем более, Хэлкару: отчаянное, недоверчивое, исступленное…
Зачем ты, мальчик…
А Даэрон вдруг делает шаг вперед. Словно подломились ноги: падает на колени, прижимается лбом к его руке.
— Хэттан… — не слово — стон.
Ресницы, прижимающиеся к предплечью — мокрые. Вздрагивают, щекочут кожу.
…Струится, разъедает жилы битый лед. Выжигает заживо, в золу, в мерзлый кровавый пепел. Кажется странным, что может еще чувствовать это едва заметное прикосновение. Тело ощущается совершенно деревянным. Даже просто шевельнуться — непосильный труд.
…Он тяжело поднимает руку и медленно, заново уча тело двигаться, опускает ладонь на растрепанную макушку.
…А глаза Керниэна полыхнули радостью — жаркой, недоверчивой… И не было права сказать — «Прости, ты ошибаешься, принц…» Ударить, словно латной перчаткой, наотмашь, на разрыв, безжалостно стирая искрящийся этот свет…
Увидеть, как поднимается из глубины отвращение, как прячется на дне чёрных глаз тягостный, стыдливый страх… Нежить, нелюдь — чудовищное мерзкое извращение и Закона, и самой жизни.
Сказать. Правду сказать. Не щадить, не обманывать. Поступить, как умоляет не разум — честь. Встретить грудью — с благодарностью, с облегчением! — удар тонкого клинка…
…и обречь Ханатту на гибель.
Так что же ты выберешь — отступник, предатель, клятвопреступник?
Что выберешь — ты, предавший, во имя исполнения долга, и свою родину, и свою честь?..
…Глухо стучат копыта по выгоревшей до белизны траве. Всё ближе закованные в сталь и золото ряды. Всё жёстче выражение на напряжённом смуглом лице принца Керниэна.
Взгляды. Тяжёлые, липкие, ненавидящие взгляды. Злорадные и надменные, уверенные в своей скорой победе и в своём праве властвовать над «низшими».
За миг он успевает увидеть их всех. Увидеть — и узнать. И тех, кто когда-то славил непобедимого Хэлкара, Меч Эру. И тех, кого запомнил:
«…мы готовы выплатить любую виру. Даю слово — преступник будет наказан по всей строгости законов Нуменора!»
по успешным, ещё недавно казалось, переговорам…
Запомнил — и не простил.
Лица. Злорадные, торжествующие, уверенные в своей безнаказанности.
«…не скажу, не могу! Я — что, просто оруженосец… Нет. Даже если прикажешь пытать…»
…Изумлённые, потрясённые лица. Не верят. Ещё не верят, ещё сомневаются, переглядываются тревожно, смущённо, ищут в знакомых чертах признаки приближающейся смерти, не понимая — не помня в секундном оцепенении страха — что не мог, не должен был раненый отравленным клинком предатель дожить до этого часа…
Не боятся. Нечего им бояться. Принц не убит. Жаль. Значит, придётся все-таки воевать. Предатель-Хэлкар жив. Странно. Непонятно. Опасно.
…Не страшно. Ещё не страшно. Они не понимают.
…и понять — стремительным ударом осознаёт он — не должны.
Чужая ненависть мешает дышать. Непобедимые воины Эленны — они смотрят, не желая верить своим глазам, изумлённо и раздосадованно, и лишь полшага отделяет их, Высших, смеющихся над примитивными поверьями ханаттанайн, от потрясения, от леденящего суеверного ужаса…
…от осознания.
«Почему, зачем?!. Неужели даже на каплю достоинства нет больше у меня права?.. Неужели нельзя — по-другому?..»
А они смотрят. Они — ещё — не понимают.
Он стискивает зубы. И медленно, смиряя гордость, опускает глаза. Жизнь — утрачена. Обречена на вечное проклятье душа. Гордость — стоит ли беречь?..
Он опускает глаза.
…Недоумение и гнев Керниэна греет смерзшуюся в мёртвый комок душу.
«Поймёшь ли меня, когда узнаешь?.. Или — отшатнёшься с отвращением?..»
Он опускает глаза.
Но всё равно чувствует, как уходит из изумлённых взглядов страх, вытесняемый брезгливой торжествующей уверенностью в своей правоте. Нельзя бояться — побеждённого. Труса, склонившегося перед более сильным.
Течёт по жилам колкое ледяное крошево.
«Поймёшь ли?..»
Не о чем жалеть. И всё же —
«Эленна, земля моя… Не увидеть, никогда не увидеть, не вернуться — никогда…»