…он — бессилен…
Ортхэннэр вдруг судорожно вздыхает — глубоко, прерывисто, словно в предсмертии. Ломко выгибается всем телом, впивается скрюченными в муке пальцами в ворот, словно в бессознательной попытке разорвать душащую его ткань… Вздрагивает коротко, крупно. Кривятся в безмолвном стоне тонкие губы…
Миг оцепенелого ужаса… И — словно лопается струна. Тихий измученный выдох срывается с напряжённых губ, и падают на холодный мрамор разжавшиеся руки — неподвижные, бессильные… Застывает лицо, и вот — лишь вздрагивающие ресницы да кривящиеся время от времени губы продолжают напоминать о том, что нет покоя спящему…
Тяжело, словно через силу, поднимает голову Ирмо. И горьки взгляды, которыми обмениваются владыки душ.
Медленно выпрямляется Намо, поднимает глаза на собратьев. И нет в Круге никого, кто смог бы выдержать пылающий болью и гневом тяжёлый взгляд.
— Радуйся, Король Мира, — ровно, глухо произносит он. И вздрагивают неподвижные величественные фигуры, узнавая голос, которым некогда было произнесено проклятье убийцам, запятнавшим себя кровью братьев. Голос Закона и Судьи. — Казнь свершилась. По слову твоему стало так: отныне не будет ему покоя, и будут неразумные твари терзать его тело, пока не раскается он и не попросит пощады. Славьтесь, справедливые судьи.
Намо обводит глазами потерянно стоящих вокруг собратьев. Одетое в изодранные чёрные одежды тело, чуждое и неуместное на сияющих белых плитах, притягивает взгляды, заставляет растерянно переминаться на месте всемогущих Владык.
— Славьтесь, — тихо повторяет Ирмо за братом, и мягкий голос его горек и тяжёл. — Враг больше никогда не причинит вреда Воплощённым. Я хочу верить, что ваш суд был справедлив. Но я — целитель, а не судья… И я проклинаю справедливость, забывшую о милосердии.
И Ирмо, не сказав более ни слова, склоняется к Чёрному Майа. Вместе с Владыкой Судеб поднимают они безвольное тело и медленно, не оглянувшись, не испросив разрешения удалиться, уходят прочь из Зала Совета.
Следом за ними, не отнимая рук от склонённого лица, беззвучной тенью скользит тонкая фигурка Скорбящей.
Вайрэ медлит — на несколько долгих мгновений. Обводит потрясённые лица собратьев печальным взглядом. Потом, ни говоря ни слова, делает шаг к прячущей лицо в ладонях Целительнице, протягивает сострадательно руки…
Так и уходят они из Зала — обнявшись, словно сёстры, супруги братьев-Феантури: видящие дальше, чем остальные, не умеющие упрекать, не нашедшие слов оправдания…
…Кователь делает было шаг вслед за ними… Застывает, колеблясь, не в силах решиться покинуть место судилища без дозволения Владыки Мира. Оглядывается, окидывая беспомощным взглядом братьев и сестёр: и ни у кого, кроме Хранительницы Звёзд, не достаёт сил выдержать этого взгляда, в котором плещется давняя, неизбывная, глухая тоска и тупая давящая боль. Словно подламываются колени — опустился в сияющую алмазную пыль, сгорбился, стискивая могучими руками кудлатую голову…
И нет никого, кто посмел бы сказать слово в утешение.
Так в Валинор приходит стыд.
Темнота. Холод. Рвущая тело тупая боль. Пощёлкивание хитинных пластин…
И хрупкая фигурка с тонкими руками целительницы, с косами, которые — шёпот заснеженных трав, холод скованных льдом рек…
…Ему кажется, что она — его сон. Горький горячечный бред, мучительное порождение вечного тягостного предсмертия, тоскливая и неизбывная его вина.
Он протягивает руку — но ладонь беспрепятственно проходит сквозь тонкую фигуру.
— Ты… сумела? — тихо, с трудом заставляя двигаться холодные губы, спрашивает он, глядя в бездонные сухие колодцы печальных глаз.
Она не спрашивает, что он имел в виду. Она понимает. Протягивает к нему бледную, тонкую до льдистой хрупкости руку.
И он видит…
Неподвижная фигура, застывшая в страдальческом оцепенении, скованные обожжённые руки, судорожно вцепившиеся в одежду на груди, белое облако волос, колышимое невидимыми волнами…
…глаза… наполненные кровью обожжённые провалы.
Он судорожно вздыхает: пусть и знал, пусть — чувствовал, всегда чувствовал… Стискивает зубы, не позволяя себе вынырнуть из видения, заставляя — смотреть, смотреть… Последнее счастье — горькое, мучительное…
Сумела?..
Она не ушла, она всё ещё рядом. И он видит — видит, как будто её глазами:
Изумление, беспомощное недоверие на родном лице… Тонкий лепесток пламени, бьющийся меж обнимающих его с бесконечной нежностью ладоней… Медленно застывающее в холодной красоте смерти лицо… Мерцающий звёздный путь, разворачивающийся впереди…