— А ты что, забыл о нашем письме насчет новой машины?
— Новая машина сама собой. Это песня длинная. Нужно думать в расчете на «АНТ-25».
— Мы же прикидывали, — отвечал я Валерию.
— Нет, Ягор, нужны точные выкладки. Мне кажется, Иосиф Виссарионович согласится, — отрываясь от карты, уже с азартом говорил Чкалов.
— Вот Александр Васильевич появится, мы и посчитаем.
— А где он?
— Должен завтра приехать.
— Я хотел Сашу и тебя вместе с женами на Новый год увезти к себе, на Волгу.
— Ничего не получится, Валериан: для такой поездки нужна неделя свободного времени, а мы отпуск уже отгуляли. Лучше давай к нам на праздник. Ольгу Эразмовну Евгения Сергеевна вроде уговорила.
— Нет, Ягор! Лелик с ребятишками поедет со мной, в Василево. Матери обещал… — И с мягкой грустью добавил: — Никак вас, чертей, не затащу на родину.
— А когда отбываешь?
— Сделаю первый вылет на «И-180», а там закачусь.
15 декабря 1938 годаУтром 15 декабря Валерию показалось, что он проспал. Накануне ему снова звонили с Центрального аэродрома и просили приехать. Он встал и тихонько открыл дверь в детскую. Игорь еще спал. «Когда же он собирается в школу? Сколько сейчас времени?» — задавал вопросы Чкалов, подходя к окну. Он увидел освещенный уличными фонарями снег, выпавший, видимо, ночью.
Перекочевав в столовую, Валерий из окна заметил редких прохожих, спешивших по пустынному переулку. Клубы пара окутывали лица пешеходов, автомобили оставляли за собой целые тучи быстро тающих облаков. Значит, мороз стал крепче.
Валерий сделал короткую разминку, принял душ и, накинув халат, тихонько направился в кабинет, где лежала новая большая стопа писем и телеграмм из самых различных уголков страны.
«Секретарь его сиятельства депутата…» — улыбаясь, думал Чкалов о жене своей, тщательно следившей за перепиской мужа с избирателями и помогавшей ему вести ее организованно.
Промолвив про себя слова «его сиятельство», Валерий почему-то вспомнил, как ездил к Алексею Толстому на дачу, где у писателя по установившейся традиции содержался не то швейцар, не то дворецкий, солидный, высокий седоусый старик, в мундире, расшитом позолоченными галунами. Открывая парадную дверь, этот страж домашнего порядка громко объявлял: «Его сиятельство, депутат Верховного Совета, граф Алексей Николаевич Толстой изволит вас просить».
Это воспоминание всколыхнуло в душе много яркого и волнующего от встреч с выдающимся самобытным писателем, который стал его другом.
Увлекшись почтой, Чкалов не заметил, как поднялся весь дом. Ольга Эразмовна уже ласково шумела, приводя ребят в порядок. Вскоре Игорь вбежал в кабинет и повис на шее отца. Валерий, посадив сына на колени, прижал его к себе, поцеловал в щеку и продолжал читать письма.
— Видишь, Игорюха, сколько дел.
— А что пишут, папа?
— Вот одна гражданка просит построить Дворец пионеров.
— Он же построен… Мы с тобой были…
— Это у нас, в Москве. А пишут, чтобы в украинском селе, сынок. А вот мальчик пишет: просит устроить его в летную школу.
— И я хочу в летчики, — сказал Игорь.
— Ты учись, учись лучше. Станешь человеком. А потом уже летчиком.
— Человеком, а потом летчиком? — удивленно спросил сын, внимательно смотря отцу в глаза, пытаясь понять, шутит или серьезно говорит папа.
— Да, сынок. Так и есть. Если не станешь настоящим человеком — лучше не ходить в летчиках.
Вошла Ольга Эразмовна с Лерочкой и пригласила всех к столу. Валерий, взяв дочь на руки, укрыл ее своим халатом и вместе с ней сел завтракать.
Взглянув на часы, отец сказал сыну:
— Пора в школу.
В прихожей Валерий, поцеловав Игоря, сказал обычные слова напутствия:
— Смотри не шали!
— Чтобы быть человеком… — улыбался сын, с любовью глядя на отца.
— Нет, Игорюха, не просто, а настоящим человеком! А потом уже станешь кем захочешь.
Игорь ушел в школу. Ольга Эразмовна. собралась погулять с дочерью.
— Лелик! Смотри, сегодня морозно. Не простудись сама и Лерочку не простуди.
В большой, просторной квартире Чкаловых стало необычно тихо. Валерий подходит к радиоле и ставит пластинку. Бетховен. Чкалов один с симфонией, которую впервые услышал в Ленинграде. Кажется, это было в 1930 году. Неужели всего восемь, только восемь лет он наслаждается красотой бетховенской музыки? «Ах, сколько же я потерял в своей жизни…» — думает Чкалов и мысленно благодарит Ивана Семеновича Козловского за дружескую науку — не стесняться в любом возрасте учиться понимать красоту искусства.
Радиола сбрасывает пластинку за пластинкой… Чайковский, Вагнер, снова Бетховен, Глинка…