В заключение Чкалов заставил дефектную машину совершить ряд петель, переворотов через крыло, боевых разворотов, виражей, змеек.
— Ах и шельмец Валерьяшка! Видал, как быстро разобрался? — с гордостью сказал мне Анисимов, зорко наблюдавший за действиями друга в зоне. Александр Фролович за это время успел выкурить не одну папиросу.
На посадку Валерий вел самолет необычно осторожно — он выровнял его очень низко, когда колеса находились не более четверти метра от земли. После того как «Р-1» был припечатан по классической схеме посадки — на три точки, Чкалов тут же подрулил к нам.
Анисимов замахал руками, давая знать другу, чтобы он не выключал мотор.
Теперь Валерий Павлович внимательно смотрел за Сашей Анисимовым, одновременно втолковывал мне, как и в какой момент нужно действовать рулем поворота и элеронами, чтобы предупредить неожиданное сваливание самолета на крыло в момент посадки.
Между тем Александр Фролович закончил свои исследования дефектной машины еще более сложным каскадом фигур, в том числе категорически противопоказанных самолету «Р-1» из-за незначительной его прочности.
— Разве можно на этом самолете делать иммельман? — спросил я недоуменно Чкалова.
Валерий Павлович лукаво взглянул на меня мягкими сине-голубыми глазами так, что мне стало очень неудобно.
— Да ты что, Байдук? Сашка может, брат, такое сотворить, что даже Чаплыгин с Туполевым ни за что не сумеют обосновать, как это могло все получиться да к тому же еще и кончиться вполне благополучно! — ответил Чкалов, продолжая смеяться.
Анисимов сажал самолет совершенно по-иному — при выравнивании он его подпустил к самой земле и с высоко поднятым хвостом, коснувшись земли, отдавал ручку управления от себя, не допуская, чтобы самолет коснулся хвостовым костылем. И хотя он делал все отнюдь не по инструкции, а скорее вопреки ей, самолет совершил безупречную посадку в английском стиле[8] не подпрыгнув при пробеге ни на один сантиметр.
Валерий радостно сказал:
— Видишь, как, действуя помимо наставления по технике пилотирования, иногда можно не гробануться, хотя все способствовало печальному исходу.
Но начальство понимало: примени в данном случае летчики стандартную инструкцию — завыла бы снова душераздирающая аэродромная сирена, оповещая всех об очередной катастрофе. Поэтому Анисимову никто ничего не сказал, даже насчет опасного иммельмана на «Р-1».
Однако ведущему инженеру было приказано полеты немедленно приостановить, самолет закатить в ангар и тщательно проверить его регулировку.
Пользуясь консультациями Валерия Павловича и Александра Фроловича, через два дня на той же машине я сделал полет в зону и убедился, как точно они определили особенности поведения самолета и как эффективна рекомендуемая ими методика предупреждения неприятностей.
После множества полетов днем, а затем и ночью с привлечением многих испытателей НИИ была составлена инструкция для летчиков строевых частей по предупреждению возможных летных происшествий при посадке «Р-1».
Когда составлялся отчет, ведущий инженер Жемчужин, в прошлом летчик, сказал мне:
— Вы знаете, эти испытания могли начать только Чкалов и Анисимов! Только вот такие инициативные, творческие, с непостижимой интуицией отыскивать самые оптимальные методы управления машиной, находящейся в катастрофическом положении… Это гиганты авиационного искусства!
В дальнейшем я много раз убеждался в справедливости оценки многоопытного крупного авиационного деятеля Н. А. Жемчужина.
Двое упрямыхВремя шло. Несмотря на особо тщательный отбор летного состава из строевых частей для комплектования когорты испытателей НИИ ВВС, все же очень часто звуки аварийных сирен Центрального, а затем подмосковного аэродромов оповещали о только что совершившейся катастрофе.
Скоро меня включили в группу, возглавляемую Александром Фроловичем Анисимовым. Она обеспечивала испытания самолетов-истребителей по заданиям отдела, руководимого летчиком-инженером Иваном Федоровичем Петровым, активным участником Октябрьской революции и гражданской войны. Здесь был и Чкалов.
Среди закаленных и опытных истребителей группы Анисимова я казался себе просто птенцом.
Конечно, высшим пилотажем я занимался и прежде, но здесь это, во-первых, воздушная акробатика, а во-вторых, все исполняется на высоте не 1000 или хотя бы 600 метров, а просто у земли, не выше 100–200 метров, когда не только ошибка, а просто малейшая неточность приводит к катастрофе.