Маркус, сидящий за столом в «яранге»-Лепрозории и издевающийся надо мной — уже не был тем «Маркусом-из-леса». Никто не знал его другим, а я не обратил внимания. С тех пор его безумие лишь прогрессировало. Что произошло за эти пару дней — я не знаю, и теперь уже никогда не узнаю.
Зато знаю, что тоже не в себе. Схожу с ума, и с каждым днём всё сильнее. Не могу поручиться, что весь этот жуткий перформанс вокруг мне не кажется. Но не имеет значения, реальность это или порождение моей воспалённой фантазии для выбора, что я делаю.
Отбрасываю металлическое лезвие как можно дальше, оно втыкается в песок и хищно поблёскивает острым краем, но Маркусу уже ни за что не успеть до него добраться раньше, чем его побег заметят сайлы. Усмехается и больше на меня не смотрит.
А зря, сдаваться я не собираюсь, особенно, когда позади меня Влад сжался в комок из нервов и истерики, покачиваясь, а его сайл не обращает внимания, готовясь к битве, которая не нужна и не имеет смысла.
Я не чувствую страха, решительно подхожу к ним и чётко произношу:
— Хватит.
Слышат. Оба подняли головы, зажгли полосы под глазами. С моей стороны это никакая не наглость, я — «стая». Имею право голоса, меня поэтому и сюда приволокли. Оборачиваюсь к сайлу-«папе» Влада:
— Он твой.
— Помощник, — возражает мне серый Архивариус. — Спор.
— Маркус — помощник, — киваю. — Но Влад — нет. Влад — твоя «стая». Твой «сын».
Инсектоид отступает на шаг, полосы под глазами вспыхивают. Лиловый Архивариус наклоняет голову, как будто силится меня рассмотреть внимательнее. Да, я действую против его интересов, и ещё не являюсь «стаей». Сомневаюсь, что он меня вообще таковой признает, но хоть Мэлло обнадёживал, что стая у нас не вполне общая — трахаться сразу с двумя сайлами не обязательно. «Семейка свингеров, блядь» — истерично хмыкаю про себя. И не боюсь. Совершенно. Боль в руках чувствую, а значит, не так уж и перекрыт психозом. Может, вообще почти в норме.
— И судить Маркуса надо не как помощника, а как того, кто покушался на жизнь единицы Роя. Ребёнка Роя.
Не знаю, есть ли вообще такой термин, но «папа» Влада меня прекрасно понимает. Резко, скачком разворачивается и идёт, взмётывая фонтанчики песка, к Маркусу, что вновь хохочет. А я…
Обхватываю себя руками, отворачиваюсь. Конечно, можно убеждать себя, что такие поступки нельзя оставлять безнаказанными, что Маркус сам — псих и убийца, и неизвестно, выживет ли Адам-Белоснежка… Вздрагиваю, когда хохот прерывается треском, бульканьем и чвоканьем. В ноздри ударяет резкий запах крови и желчи, так, что желудок скручивает.
Лиловый сайл замер, полоса под глазами — тусклая. В очередной раз остался без помощника. Судьба такая, видимо.
На почти негнущихся ногах подхожу к Владу, что теперь уже оцепенело смотрит мимо меня. Да, он всё видел, никто не стал его предупреждать. Так много ужаса за столь короткое время, что я боюсь за его здоровье. К тому же, ему по-прежнему нужно остановить кровь из раны на лице, но как только хочу помочь, меня отталкивает язык зелёно-серого Архивариуса.
Наконец-то «папашка» сообразил, что его «сыну» требуется помощь. До сайлов, как я уже успел понять, очень плохо и медленно доходит, если люди вдруг получают травмы. Ещё бы, инсектоидам и потеря конечности — так, царапина. Отрастёт.
Вытягиваю перед собой подрагивающие, испещрённые шрамами, руки. Хорошо, что они ещё у меня имеются. Чудо. Думал ли я, что столь беззащитен и хрупок, пока не прилетел Рой, состоящий из кристаллическо-металлических жуков и их холодных машин и строений? С другой стороны, и подумать не мог, что столь вынослив и живуч. Прошлый «я» решил бы, что загнётся и после первого изнасилования. А «я» нынешней — что ещё и не от того не сдохну. Если, конечно, у меня не началось заражение крови после опытов сайла-психа.
Жарко. Не хватает воздуха. Подгибаются ноги. И не сказал бы, что меня просто отпустил адреналиновый шок — я оставался почти спокойным всё время. Я просто болен и жутко устал.
Но сесть или, скорее, упасть на песок мне не даёт лиловый сайл, обхвативший языком и бесцеремонно закинувший на спину. Возмущаться? Есть ли смысл, если я и в самом деле мешаю работе машины-очистителя, что лениво выползла на Арену убирать последствия моих решений. Обернуться у меня так и не хватило смелости. Для меня теперь Маркус навсегда — смеётся, глядя куда-то вверх. И этот смех я никогда не забуду.
— И куда ты меня теперь? — спрашиваю лилового Архивариуса.
— Улей. Любое место.
Послушное сайл-такси, вот как? Но возвращаться к Мэлло сейчас не хочется. Не стыдно, а как-то… ему же будет «интересно», как его послушный подопытный стал фактически палачом, можно не сомневаться. Да и нет желания ему показывать собственную слабость и боль в который раз — Мэлло намного хуже, и не хочется нагружать его заботами о своём здоровье.
Усмехаюсь. Ничему я у Маркуса не научился. Никак не приму философию собственного выживания и заботы только о себе. Впрочем, советчика она уже подвела.
Усевшись более-менее терпимо — лиловый сайл и не думал прижимать пластины — высвечиваю на браслете карту и, тыкнув в точку на ней, подношу к одному из задних глаз инсектоида:
— Вот сюда.
За пару секунд сосканировав направление, видимо, сопоставив тот крошечный кусочек карты, что я демонстрировал, и память, сайл рванул с места так резко, что я едва успел уцепиться за пластины на его загривке, уже почти что привычно ободрав руки об острые края — поверх незаживших царапин на ладонях появились новые. Я уже как Влад, почти полностью представляю собой шрам. Бок свело судорогой. Что не было шрамами — было плохо зажившими ранами.
Подъём от Арены сайл осиливает едва ли медленней, чем спуск или любой другой ровный участок коридоров, до места назначения добираемся почти мгновенно.
— Здесь? — уточняет, затормозив.
Я, едва не кувыркнувшийся вперёд, киваю, но затем поправляюсь вслух:
— Да.
— Забрать потом, — уведомляет меня сайл, ссадив на пол языком.
Видимо, всё же не таит на меня обиды и злобы — обращается довольно аккуратно, полосы под глазами тусклые.
— Я сам дойду, — ворчу.
— Забрать, — категорично возражает сайл.
Ну, забрать так забрать. Мне, похоже, кроме всего прочего, придётся познать науку «стаи» и обязанности её членов. Насчёт подтверждения статуса я уже понял, и в этом была ещё одна причина моего нежелания возвращаться. Секс — последнее, чего бы я хотел сейчас.
Поэтому и выбрал отдых в «квартире». Теперь мне там уже никто не мог нанести вреда. Но чтобы добраться до двери с табличкой «Nick», мне ещё нужно было миновать общий зал-«ярангу». И зря я надеялся прокрасться — на полу сидели Дылда и мальчик-дальтоник, кличку его я так и не мог вспомнить, а перед ними красовался уже почти что город из кубиков.
— Привет, Ник, — махнул мне рукой Дылда. — Мы тут позаимствовали из твоей кладовки кое-что, надеюсь, ты не обидишься.
И как я им, занятым столь простым, детским и наивным делом, расскажу, что произошло на Арене? Что Белоснежка, возможно, мёртв, а Влад лишился глаза? Что я сам только что приговорил Маркуса к смерти? Как? Слова застревают в горле тугим острым комком, я даже поздороваться не в состоянии.
И тут вижу, что помимо парней в комнате находится ещё и другое существо. Овальный красно-жёлтый ворсистый слизень, с тремя серыми глазами, внимательно меня изучающими. Сидит или стоит — разбери пойди, находится, в общем, на стуле, как какая-то подушка. Сглотнув, вместо приветствия тихо произношу:
— Вы тоже это видите?
— Эту-то насадку от швабры? — Дылда небрежно указывает на чужого. — Конечно. Он Дракулу ждёт. Кстати, ты не знаешь, где он?
— Зачем ждёт? — тупо спрашиваю, надеясь избежать расспросов.
— Он вроде как для своей расы щёток-переростков Архивариус. Дружат они. Да и кроме Дракулы никто с ним общаться не умеет. Хотя, — хмыкает Дылда, — у тебя может получиться, ксенофил. Попробуй.