— Вылез бы из норы, посмотрел, как сайлы в «Лего» соревнуются. Уржёшься.
— Соревнуются? Кто больше сожрёт, что ли? — раздражённо бурчу, оформленная мысль снова сорвалась, изучатель опять зажёг индикатор ожидания.
— Веселей, говорю же, пойди посмотри, мать моя, под себя сходишь от смеха!
Переводчик подал безупречный сигнал в мозг, но звонкое «Mamma Mia» достигло уха раньше. И абсолютно понятно и так.
— Если ты уже это видел, то, надеюсь, переоделся, прежде чем ко мне идти?
— Тебе никогда не изменяет оптимизм, упрямство и чувство юмора. Я серьёзно стараюсь тебя расшевелить, а то ты заперся здесь, как отшельник.
— Ну ладно, — тяну и сажусь на пол, в очередной раз хоть временно, но сдавшись, — что они там такое делают невъебенно смешное, что это нужно видеть? Башни строят, в войнушку играют?
— Ник, ругайся, пожалуйста, попроще, ты не представляешь, какой перевод выходит, — просит Белоснежка, даже высунувшись из проёма по пояс. — Не знаю, как их забава называется, только они соорудили большую однослойную площадку из «Лего», и пытаются прикрепить туда детали сверху. Уровни сложности есть, по размеру детальки.
— И чего в этом трудного? Трёхлетние дети справятся.
— Я же говорю, лучше посмотри, — Белоснежка подходит ко мне, — они их в руки берут и разбегаются. Не видят же под собой.
Кажется, теперь до меня дошло. Мэлло, когда «обнимал» меня, не видел. У сайлов под мордой — слепая зона. Но играют… надо же. Сайлы, как мне казалось, существа слишком целеустремлённые и серьёзные, чтобы играть, разве что за людьми повторить.
— Может, и посмотрю. Ты закончил?
— Вроде бы да. Конечно, я не Гордон Рамзи, но лучше, чем было. Только выбор будет пока случайным, получишь то ли пасту, то ли пиццу, то ли лазанью… как повезёт.
— Это я понял. Не понял, зачем ты вообще это делаешь.
— Потому что я повар, и это всё, что я умею. Готовить. Даже на такой технике научился, — Адам садится рядом со мной на пол.
— Я не это спросил, — раздражаюсь.
— Ты вообще, что ли, ничего не знаешь? Твой сайл не рассказывал?
Мотаю головой. Я немного злюсь, и даже обижен. Мэлло забегает только узнать, как у меня дела, не нужно ли чего, проверить своего детёныша. И всё. Да, я понимаю, что работает, что ему надо доказывать свою полезность Рою, и что времени «на стаю» у него, вероятно, больше нет, но… я уже привык к нему, и находиться одному в доме — скучно, несмотря на то, что и у меня, как назначенного Архивариуса, дел по горло.
— Как всегда, революция прошла мимо её героев. Странно, ты творишь какую-то самоубийственную чушь, а последствия — как у великих подвигов. Я почему тебе помогаю… сайлы решили усыновить Влада. Принять в Рой. И теперь у него есть шанс, ему достанут любые лекарства… что угодно. Он будет жить… может быть, очнётся, — Адам запинается, отводит глаза. — Если тебе что-нибудь понадобится… что угодно, то я…
— Это же не всё? — прерываю его.
Белоснежка медлит, но потом всё же делится:
— Со мной впервые поговорил мой сайл. Как… как с человеком. Спросил, что мне нужно, что интересует. Как будто извинялся. Ник, мне кажется, в Рое до тебя понятия не имели, что насилие причиняет нам не только физическую боль.
Надо же. Похоже, я действительно совершенно случайно запустил какие-то процессы в обществе сайлов, и к мнению Мэлло теперь ещё больше прислушиваются, поэтому-то он и нарасхват, и загружен. И вполне может оказаться правдой, это незнание. Телепатический контакт с людьми не установить, а если изучать наши источники не очень глубоко — культ потребления, насилия, секса. Тонко чувствующими и духовными существами мы ни разу не кажемся. Низший класс. Тупые и опасные.
— И что ты попросил? Трахать себя пореже? — выплёвываю.
Не знаю, почему раздражён, никаких причин и поводов срывать злость на Белоснежке у меня нет. Наверное, дичаю без человеческого общества.
— Куда ещё реже? — Адам не обижается, а почти улыбается. — Теперь ещё и осторожней вести себя будет, вообще заживу, как король. Книги я просил. Продукты, что ещё остались. Приправы. Хочу готовить и учить их машины. Потому что если Влада заберёт Рой… я сделаю всё, чтобы полететь с ним. Хотя мы все вроде как обречены на это. И тебе, отшельник, придётся переехать назад в комнату Принца. Ах, извини, твою.
— Зачем это? — бурчу.
— Да я тут совершенно случайно узнал, что состав атмосферы нашей планетки и гравитация сайлам хоть и подходят, но некомфортны. И не меняют они их только чтобы туда-сюда адаптироваться не приходилось, когда из Улья выходят. Вот и построят нам «экосистему». Изолятор, проще говоря. Пока что есть жилые помещения, но скоро откроют столовую, игровую площадку, даже что-то похожее на мини-парк. Если повезёт, бассейн нальют, или ещё какой водоём сымитируют.
— А что, для всех инопланетян то же самое?
— Я поражаюсь, Ник! — вскликивает Адам со свойственной его народу экспрессией. — Ты в Улье живёшь, с тобой даже Архивариус общается, а ты вообще как будто Рой только сегодня увидел. Конечно то же самое. Я был только там, где водятся эти… которые на слизней похожи. Там болото у них, жарко, как в сауне, и красивые не то колонны, не то деревья.
— Тоже хорош, побывал, а ничего и не разузнал.
— Не хочу сдохнуть от аллергии, знаешь ли. Там повсюду белок инопланетный. Хотя, если совсем честно, я бы поинтересовался, как их еда на вкус.
— Или как они сами будут шкворчать на сковородке.
Белоснежка хмурится:
— Вот из-за таких наклонностей нас только что не истребили. Разумных есть нельзя!
— А насиловать и убивать можно. Поговорим о двойных стандартах?
— К лучшему, что ты тут один сидишь, как гуру. Только к тому за мудростью приходят, а к тебе за порцией ненависти ко всему живому.
Белоснежка встаёт и собирается уходить, и уже приоткрыв входную дверь, проведя браслетом, бросает:
— А ведь я не смеялся над твоими полосочками.
— Ещё бы ты так сделал, — бурчу. — И единственное, что мне от тебя понадобится, когда мы вернёмся, это огромная пицца. И чтобы она была похожа на пиццу, а не на кусок рыхлой грязи!
— Если найду пригодную муку — обязательно, — улыбается. — Только тогда вспомнишь, зачем тебе задница.
— Такой-то ты повар, — хмыкаю.
Хотя дело не в том, насколько хорошо будет приготовлено блюдо. Еда, которую нам предоставляют сайлы — переваривается полностью. Иногда только можно вымучить из себя немного слизи, и всё. Девушки, были бы в восторге, потому что настоящие принцессы, как известно, не какают.
При воспоминании о принцессах передёргивает. Это слово теперь намертво спаялось в памяти с безумным выражением лица Маркуса и его смехом. Когда остаюсь в одиночестве, осознаю, что вообще перестал замечать, что Адам — альбинос. Воспринимается совершенно обыденно. То ли привык к нему, то ли просто уже реакция на всё необычное притупилась. От перегрузки.
Но Белоснежка в чём-то всё-таки прав, вечно куковать в круглых стенах мне вредно. Да и моей собственной машине надо бы показать, где находится моё второе, грозящее стать постоянным, обиталище. Втолковать ей по карте, где это, я точно не смогу.
Осторожно глажу полированный бок изучателя, как можно чётче думаю «пойдём». Слушается. Простые команды у меня уже получаются. Совсем простые. Две. «Пойдём» и «стой». Что-то сложнее я то ли не могу сформулировать, то ли машина — понять.
Как только Мэлло притащил мне её, блестящую, как ёлочная игрушка, и она среагировала на моё прикосновение — я обрадовался. Но теперь всё не так эйфорично, управлять автоматами как это делают сайлы, увы, невозможно. Но можно хоть приблизительно научиться, Белоснежка вон, учит же преобразователи вкусам. Кстати, неплохо было бы попробовать его успехи.