Мэлло как будто сначала хочет перейти канал вброд, но потом передумывает и поднимается на мостик. Замирает посередине него, у ограждения, чуть опускает морду и смотрит вниз, на вяло плывущие по тёмной воде листья. Полосы настроения горят у него однотонно-бежевым. Я снова не знаю, что это за эмоция.
Но сам сайл почему-то не кажется мне чем-то чужеродным в этом пейзаже, пришельцем с планеты в системе отдалённой звезды. Такое ощущение, что они вполне могли бы существовать здесь, бродить по паркам, поблёскивая шкурой, неслышно, как призраки осени. Или даже вынашивать своё капризное потомство в таких вот каналах. Я легко мог себе представить небольшой город неподалёку, как раз там, где на излучине виднелись редкие человеческие постройки. Россыпь круглых и серых домиков, соединённых переходами в смесь лабиринта с муравейником, редкие башни, расчищенные площадки… я не видел городов сайлов на записи, да и сами инсектоморфы, наверное, забыли, как они выглядели, но почему-то казалось, что как-то так.
— Ник, — Мэлло разрушает мою мечтательную иллюзию.
Повернулся, как будто ждёт, что я подойду. Видимо, надумал всё-таки со мной поговорить, не на романтичную же прогулку с собой взял.Тороплюсь, едва не оскальзываюсь, но удерживаю равновесие. Становлюсь рядом с сайлом, глубоко вдыхаю ещё тёплый ветерок.
— Ты уже не слышишь Рой?
— Да, — просто отзывается Мэлло.
— А тебе без него… ну… не одиноко?
— Нет. Пока Мэлло знает, что вернётся. Недолго.
— А если вы покидаете Рой надолго? Навсегда?
— Неприятно. Сначала полная тишина. Потом то, что хорус называет снами.
— Но вы выживаете в одиночку?
— Да. Потерянная единица живёт. Но умирает, когда покидает Рой.
Я некоторое время раздумываю над этим явным противоречием, потом понимаю смысл. Для сайла остаться в одиночестве, то, что для человека естественное состояние, — всё равно что смерть. Без пользы и без надежды.
— Тогда давай быстрее всё обсудим и вернёмся.
— Ник.
Мэлло смотрит на меня, опустив голову и так близко наклонясь, что я бы ощущал его дыхание. Полосы света снова — прочерки неба под космосом. Красиво. И тепло, когда я дотрагиваюсь до одной из них и бормочу, стараясь сайлу в глаза не смотреть:
— Что «Ник», что «Ник»! Говори, что собирался уже.
— Ник не помощник. Ник теперь Архивариус. И может остаться. Работать с Даром. Не лететь с Роем. Выскажи желание.
Дыхание на миг перехватывает. Почти саботаж, о котором Рой знать не должен. Секретное предложение, потому что так я наверняка буду приносить меньше пользы. Вот и всё, нет никакой больше обречённости, всё будет хоть и не так, как планировал, но я останусь на Земле. Среди людей, которые уж постараются отвоевать свою планету назад у кучки сайлов, без сомнения. И Мэлло на самом деле уверен, что так будет лучше, и он прав, но…
— Нет уж. Ты от меня не избавишься, хитрый какой. Сам меня в Рой принял, Архивариусом сделал, тебе и возиться. Я же у тебя на обучении, так же? А об этом Даре знаю только, что он есть.
— Мэлло узнал мало. Дар меняет. Исправляет. Должен соединить хорус в Рой.
— С вами, что ли?
— Нет. Как Рой хоруса. Дар не готов. Самцы… мужчины, — поправляется Мэлло, — принимают, женщины — нет.
— Это какое-то устройство? Операция на мозге? Оцифровывание личности?
— Мэлло не знает. Дар скрыт. Дар не показывают Рою.
— То есть от Роя можно что-то спрятать?
— Да. Для пользы Роя.
— Чтобы не волновались и не беспокоились, ага, — тяну. — А ты меня завёз в эти места, чтобы тоже Рой не волновать?
— Мэлло хотел уговорить Ника лететь. Быть стаей. Вечной стаей. Разделить звезду.
— Так, полегче и помедленнее, — я чуть толкаю сайла в морду, как будто говорит он именно ей, — по порядку. Лететь я с тобой уже согласился, хотя кажется мне, что об этом пожалею. Быть стаей — тоже. А остальное что означает?
— Всегда вместе. Только двое.
— То есть я не могу себе завести милого любовника-помощника, так? — нервно улыбаюсь, мне всё меньше и меньше нравится ситуация.
— Помощника. Не стаю. Только эта. Двое.
— То есть хочешь, чтобы как у людей было. Женишься на мне, — едва не истерю.
Сам себя понять не могу — ещё вчера находиться с Мэлло наедине было уютно и казалось обычным, а вот сейчас стоять на мосту и выслушивать, что я, в общем-то, до конца дней своих буду с ним рядом — почему-то страшно. А когда я представил вдруг себя в фате, а сайла во фраке с бабочкой, то вообще чуть в голос не засмеялся. Дюймовочка и жук, блядь!
— Подобие, — соглашается. — Всё Мэлло — Ника. Всё Ника — Мэлло.
— И ребёнок?
— Да.
Вот, теперь и на меня перекладывается часть ответственности не только за будущего новорождённого, который будет таскать меня за комбинезон, слюнявиться кислотой и капризничать, так ещё и за смерть его прекрасной рыжеволосой «матери». Ну то есть она всё равно произойдёт, но теперь и я вроде как становлюсь сопричастным. Хотя теперь — Архивариус и сам. Единица роя. И все его зверства и убийства — всё равно, что совершены мной.
Сглатываю. Слишком поддаюсь эмпатии. Слишком далеко я зашёл в своём стремлении просто выжить, и то ли эту Маркусову философию перерос, а то ли наоборот, отверг.
— А что там со звездой? С неба снять обещаешь? Дешёвый трюк, уже пару веков на это никто не ведётся.
— Да, — легко парирует мой сарказм Мэлло. — Метеорит.
— Что?!
— Поймаю метеорит. Осколок звезды. Так нужно.
— Ладно, хорошо, мой храбрый космический корсар, — нервно хмыкаю, — поймаешь. Традиция, всё такое, у вас их полно. Делать мне с ним что? Нахрена мне космический булыжник?
Мэлло молчит довольно долго, и полосы под глазами тускнеют. Я уже было успеваю подумать, что его чем-то обидел, но причина не в этом.
— Съесть.
Честно пытаюсь задушить смех в кашле, прежде чем спросить:
— То есть ты не подумал, что я такое не ем?
— Да.
От таких простых и честных ответов можно было бы сойти с ума, но я уже не в порядке. Это только утописты думают, что всеобщая неприкрытая правда сделала бы всех людей счастливыми и просвещёнными. А на деле к ней никто не готов, мы привыкли к путающим словесным конструкциям, недомолвкам, лжи во спасение. Как бы сайлы ни старались, Рой из человечества не получится, потому что никто не согласится выносить всю правду о себе напоказ. Демонстрировать, какой он на самом деле жалкий, все свои промахи и страхи, все свои нездоровые пристрастия, глупые мечты. Нам сначала надо понять ценность нас самих, как мы есть, и каждого из нас. Но без объединения в Рой это не получится, потому что не получилось за всю историю без него. Замкнутый круг.
— Я его могу… не знаю, на полку положить. Или сам его съешь. Люди всегда друг другу дарят бесполезные вещи. Дело не в самом подарке, а в том, что ты его даришь.
— Ник. Рой должен был слышать это.
— Потом ему расскажешь. В общем, если так надо, то лови этот кусок камня. Надеюсь, это не опасно.
— Опасно, — возражает Мэлло.
— Тогда не лови! — раздражаюсь. — Мне эта каменюка нахрен не сдалась! Я всё равно уже согласился лететь с тобой, твоя стая, а завести в качестве любовника ещё одного сайла уж точно не захочу! Хотя, может на кого и поменяю, ты так ничего и не узнал!
Мэлло отступает на шаг, и до меня доходит, что он всё принял всерьёз. И я, получается, цинично вот сейчас посмеялся над его желаниями, над всем тем, что у сайлов, возможно, заменяет ухаживания, брак и семью. И это надо срочно исправить. Вцепляюсь в повреждённые пластины на морде Архивариуса, тяну на себя.
— Я всё равно обещал тебя поцеловать.