— Думаем, — отзывается сайл. — Остановка мысли. Перенастройка на другое. Поиск выхода, решения.
— Понятное дело, что обижает какая-то проблема, и вы, похоже, вообще не знаете, что такое сдаваться. Но эмоция же есть?
— Нет, — возражает сайл. — Отсутствие мысли. Эмоций. Пауза. Один толчок сосудов.
— То есть прощения у тебя можно не просить? — пытаюсь улыбнуться.
— Хорус так говорит. Нику удобнее.
— Наверное, — соглашаюсь.
Когда-то давно, кажется, что в конце прошлой жизни, я думал, что никогда не смогу улыбнуться сайлу. Извиниться перед ним. Просто поговорить. Даже не так. Что это всё будет естественно восприниматься мной. И что я буду говорить что-то вроде:
— Надеюсь, мне не придётся красить тело в разные цвета и заплетать из волос усики, чтобы ты не передумал насчёт стаи и метеорита или что там ещё хотел.
— Нет. Не нужно. Ник слабый, — беспокоится сайл.
— Значит, я сам буду решать, когда у нас будет секс, — хмыкаю. — Буду манипулировать тобой.
— Не нужен, — категорически заявляет сайл и переводит тему: — Усы. Нет понимания.
— Ну, у ваших самок же есть, из головы торчат, — показываю на себе, растопырив ладони в попытке изобразить, скорее, оленьи рога.
— Пластины. Самки слышат Крылатый Рой, слышат других. Когда Рои близко.
Представляю, насколько там «близко» по космическим понятиям, если на чутьё самок ориентируется вся звёздная флотилия сайлов и не сбивается с маршрута. Нашу же планету нашли. Как и многие другие.
— Вы летите по маякам, — утверждаю, уже вполне тривиально для обсуждения столь высоких материй втискиваясь в комбинезон.
— Да, маяки входят в резонанс, когда Рой близко. Их оставил Крылатый Рой. На планете Роя тоже был.
— Получается, этот Крылатый Рой отмечал жертвы? А вы не думали, что он прилетит за вами?
— Нет, Ник. Рой нашёл маяк. Познал. Понял. Разрушил. Там было послание.
— Понятно, — киваю. — Очень продумано. Неразвитые так и будут поклоняться этим булыжникам, как чуду света. А те, что разовьют опасную военную мощь явно накроют маяк ядерным взрывом вместе с собой.
— Рой видел пустые планеты с маяками. Без жизни.
— Ага, значит, не одни мы увлечены геноцидом.
— Космос. Виноват космос.
— Да-да, — отмахиваюсь. — Сход с орбиты, солнечные бури, метеориты. Не все же их ловят и едят. И что, всегда так?
— Рой был на планете, где умирали от болезни. Рой добил её жителей.
— И что потом делал? Вы же размножаться должны были.
— Самка задержала цикл. Рой собрал ресурсы.
— И дальше в космос, кончено же, — тяну. — А нас бы погубила ненависть и ядерный распад. Или тоже зараза какая. Только мы бы сами её вырастили и выпустили. И вы всё равно нас почти убили. Даже если где-то у вас есть женщины, на которых вы этот свой Дар испытываете, и вы нам их вернёте. Мы не восстановим уровень жизни. Первобытные костры и охота на дичь — вот что нас ждёт. Может быть, мы сможем удержать пару-тройку городов от совсем уж беспредела, построим резервации, что-то такое. Мы сами же не раз фантазировали. Теперь это станет реальностью.
— Рой скорбит, — вдруг заявляет мне Мэлло. — Поздно понял. Не предотвратил.
— Само собой. И Дар ваш тут не поможет. Как Рой ещё научиться жить нужно, а тут выживать придётся.
Понятно, что намерения были не такие уж и кошмарные, и что Рой действительно не рассчитывал на то, что люди каждый сам по себе, и у нас нет единой цели и знаний, мы не сможем организованно восстановиться и прогрессировать дальше, разобрать уже эти блядские пирамиды и, затаив злобу, а, может, и благодарность за вразумление, строить собственный флот космолётов.
— Рой ошибся. Получил опыт.
— Понятное дело, — пожимаю плечами. — А мы — смерть. Но, может, ты и прав. Всё так и устроено, выживает сильнейший. Считай это, кстати, основной из причин, почему я хочу полететь с тобой. Выбрал сторону победителя.
— Ник должен рассказать хорусу. Рою. Убедить. Возьмём немного хоруса на корабли, ваших самок. Вы останетесь.
— Ты слишком во мне уверен, — грустно улыбнувшись его наивности, похлопываю сайла по одной из пластин на боку. — Никто не поверит. И никто не согласится осознанно, без страха. Необходимы сотни таких, как я. Вы лучше разберитесь с Даром здесь, организуйте людей как-нибудь. Мы как-то к своей планете привыкли.
— Рой должен это слышать.
— Передашь, — небрежно бросаю.
Я жутко хочу есть, ещё сильнее — спать, а вовсе не решать судьбу мира и остатков человеческой цивилизации. Я и сам-то еле выжил и неизвестно, смогу ли дальше существовать. А уж насколько будет велик авторитет «добровольной сайловой подстилки» и думать не хочу. Видимо, судьба у меня действительно одна, Рой. Кажется, я должен буду донести до сайлов загадочную, но самоочевидную для любого человека мысль. Каждый из нас работает на одном-единственном ресурсе. Признании. Даже те, кто мнили себя независимыми аскетами, мазохистски надеялись, что вот после смерти их оценят. Даже если отвергали сознательно. Я — не исключение, больше того, эталон. На меня сайл всего лишь обратил внимание тогда, на улице, и вот я вцепился в него и теперь здесь.
Уже собираюсь улечься в спальник, как замечаю через затворяющийся дверной проём, что Мэлло в зале подозвал к себе изучатель и проверил, горят ли на нём осветители. Любопытство пересилило сон — это куда он по темноте собрался-то? Если что снаружи ремонтировать, так я хотя бы должен сделать вид, что хочу помочь. Стая, отношения, вся фигня.
— Мэлло, а ты куда?
— Работать. За рекой материалы, нужно собрать.
— А завтра нельзя? — устало тяну.
— Ник останется. Мэлло сам. Ник не нужен.
— Такой я значит Архивариус, ненужный, — шутливо обижаюсь, на самом деле неистово радуясь тому, что никуда не придётся тащиться.
— Ник поработает потом. С образцами.
— Ладно, что с тобой спорить, иди, — напутствую сайла и картинно взмахиваю рукой. — Не потеряйся в темноте.
— Откуда Ник знает? — Мэлло подходит ко мне как-то слишком резко, я отступаю.
— Что, я ничего, это просто пожелание! — стараюсь не бояться.
— Ник сказал. Это говорит стая наедине. Ник узнал. Откуда?
— Да не знал я и не изменяю тебе, если это ты хотел сказать! — ещё отступаю, хотя сайл требует, но не угрожает. — Просто сказал, там темнотища же!
Некоторое время Мэлло обдумывает мой ответ, после чего полосы под глазами его сменяют яркость белизны на умиротворяющую имитацию неба, и сам сайл подходит уже медленно, и только затем, чтобы обнять меня в меру своих возможностей. Конечно же ничего, кроме пульса, я не слышу до того момента, пока синтетический, но такой родной уже голос не произносит:
— Найди тихую реку.
Аналог «береги себя»? Или «я люблю тебя»? Пожелания при их пафосности, романтичности и наивности — практичны. Сайлы боятся темноты и потеряться в ней, утратить Рой навсегда. И самое важное для них — безопасность потомства. Тихая река, где можно его растить.
В носу почему-то защипало, хорошо, что отвечать уже не нужно, через пару секунд объятья разжимаются, и Мэлло уходит. Я присаживаюсь на порог дома, что не даёт двери закрыться. Пускаю воздух осеннего парка внутрь, а яркий свет — наружу, на ковёр из листьев, пятном правильной формы с моим силуэтом. Прислонившись к стенке, всматриваюсь в засвеченную ночь, пока точка от машины Мэлло совсем не исчезает, а потом перевожу рассеянный взгляд на деревья. Мечтами я уже совсем не здесь, это полуэротические грёзы. Обо мне и Мэлло, только двоих, плавающих в невесомости внутри прозрачной сферы, за которой — только космос с яркими и близкими звёздами, и я прижимаюсь к гладкой шкуре на животе обнажённой кожей, и сайл обнимает меня, сцепляя все восемь конечностей, и все они здоровы. И у меня тоже ничего не болит, и я не испытываю перед ним никакого страха. И как будто бы мы тут можем висеть и плавать вечность, или медленно трахаться, отлетая с каждым толчком к одной из стен, но не врезаясь, поворачиваясь, нарушая своими движениями порядок в мешанине из кусочков астероида вокруг, что пытаются сделать нас обоих своим центром орбиты и медленно дрейфовать, сбиваясь в кольца.