— Бога ради, он же принц Уэльский! — не смог скрыть своего возмущения Алан Одли и для пущей убедительности стукнул по столу бутылкой.
— Принц пленил в Пуатье французского короля, старого короля, — сказал Нед Кэтон, — а мог бы и молодого!
— Тише, тише, — попытался успокоить их Кадо, озираясь по сторонам.
Однако крестьяне за длинным столом по-прежнему были поглощены едой и питьем. Зато хозяин, хотя и был глуховат и не смыслил в политике, внимательно ловил каждое слово, — в конце концов, серебро есть серебро, а англичане распивали четвертую бутылку. Кадо порылся у себя в кошельке, извлек маленькую серебряную монетку и протянул товарищам:
— Это местные деньги. Видите, на монете изображен принц.
Вооружившись парой тощих свечек, приятели тщательно разглядывали монету. На одной ее стороне была изображена фигура человека в короне, левой рукой указывающая на меч, который она держала в правой, точно не допуская и толики сомнений относительно источника своей власти. На другой помещалась геральдическая лилия в окружении леопардов.
— Вот этим люди в здешних краях вынуждены расплачиваться за зерно, — произнес Кадо, постукивая указательным пальцем по изображению принца. И следом спрятал монету в кошелек.
Алан Одли зевнул.
— Потом, здесь взимается fouage. Она никоим образом не облегчает людям жизнь, я вам говорю.
— Fouage? — переспросил Чосер. — Налог с очага. По десять в год су с каждой семьи…
Одли откровенно зевал.
— …некоторых местных землевладельцев не устраивает, что принц посягнул на их собственное право повышать налоги…
Одли зевнул так широко, что мог бы проглотить стол с тарелками, снедью и всем прочим.
— Мне кажется, мы с пониманием относимся к обидам местного населения, господин Кадо, — учтиво заявил Чосер, памятуя о том, что выступает в роли королевского посланника.
— Не то чтобы я разделял их чувства. Просто сообщаю вам, о чем болтают и… ну, в общем, вы сами могли убедиться, как тут относятся к вам, англичанам. — Жан Кадо показал жестом в тот угол, где некоторое время назад сидели трое подвыпивших французов. — Пока это только слова, по большей части слова.
— Разумеется, это только слова, ведь они французы, — встрял в разговор Кэтон.
— Очень верное замечание, — поддержал друга Одли, — французы есть французы.
— Все же больше гасконцы, чем французы, — поправил его Чосер. — По крайней мере, так считают англичане.
— Тогда не миновать вам неприятностей, — заключил Кадо, — тут, знаете ли…
Однако ему не удалось закончить мысль, потому что в этот самый момент Алан Одли рухнул на стол, подмяв свечи и посуду. Некоторые из крестьян подняли головы и растянули свои набитые хлебом рты в злорадной ухмылке. Хозяин отвернулся, разочарованный, но на помощь не поспешил. Чосер с товарищами помогли другу подняться по лестнице. К счастью, в комнате стояли четыре отдельные кровати. До утра Одли мог спокойно проспаться, не доставляя неудобств и волнений остальным. Чосер не забыл про троих подвыпивших французов и на всякий случай проверил запоры на двери. Прежде чем лечь самому, он выглянул в окно. Вокруг виднелось несколько домиков, в одном из окон светился огонек, словно праведная душа, противостоящая мраку греховного мира.
* * *На следующее утро Одли являл собой жалостное зрелище: за завтраком при виде вина лишь мотнул головой, на лошадь вскарабкался, как старик, а в седле держался словно старуха. Кэтон дразнил его, обзывая бабой, пока тот не пригрозил выплеснуть на обидчика остатки содержимого своего желудка. Чосер с Кадо ехали чуть впереди. Доехали до перекрестка, который, по словам Кадо, проходили все паломники в Компостелу. Внезапно их проводник заметил:
— А вы не первые, кто пытается убедить графа де Гюйака хранить преданность английской короне.
Чосер смолчал. До сих пор они не касались темы их поручения.
— Весной к Гюйаку направлялся человек по имени Машо, — сказал Кадо.
— Что с ним случилось?
— Он так и не доехал.
— Несчастный случай в пути?
— Несчастные случаи бывают разными, если вы понимаете, о чем я, господин Чосер.
— Полагаю, что да, господин Кадо.
До сего момента они ехали по относительно открытой местности. По обе стороны дороги яркими покрывалами раскинулись молодые виноградники. Слева они наползали на горные склоны. Справа рельеф понижался, переходя в долину реки Дордонь. Заплатками на этой равнинной земле выглядели бледно-зеленые пшеничные поля. Но вот дорога сузилась и нырнула под лиственную кровлю.