Он подождал несколько минут, сколько, по его расчетам, молодому человеку требовалось, чтобы сделать свои дела и вернуться. Но кругом было тихо. Джеффри приподнялся. Его охватило беспокойство. В мыслях он бранил Гонта, навязавшего ему этих двоих в попутчики. Предполагалось, что они будут ему защитой и компанией, а об ответственности — ни слова.
Он крадучись приблизился к двери в спальню, прошмыгнул в щель и оказался в коридоре. Острые спицы проникавшего сквозь ставни лунного света ложились на пол бесформенными пятнами. Кругом стояла тишина. Вдруг из комнаты слева послушался шум. Говорили приглушенно, но торопливо. Слов различить было невозможно, но занятие говоривших ни с чем не спутать. Как это по-человечески, подумал он, и пожелал Сэмпсону и его жене получить удовольствие, несмотря на препятствие собственных животов. Однако тревога вернулась, когда он увидел хозяина гостиницы — не в постели с женой, а внизу лестницы.
Сэмпсон стоял опустив голову, как будто тоже напряженно прислушивался к звукам, доносившимся из комнаты наверху. В руке он держал свечу, а свободной ладонью прикрывал пламя. Отраженный свет выхватывал из темноты очертания живота и лысину. Хозяин гостиницы был в той же одежде, что и днем.
Звуки из соседней комнаты не утихали. Любопытно, сколь долго еще Сэмпсон простоит в бездействии. Почему он не идет в кровать? Если он хочет что-то предпринять, то зачем ждать, когда и так ясно, что происходит под крышей его заведения?
Тут Сэмпсон двинулся вверх по лестнице, все еще держа перед собой свечу. Довольно проворно, при его-то размерах. Наверху он повернул налево, затем еще раз налево и таким образом очутился перед дверью комнаты, откуда доносились голоса и звуки. Сэмпсон, вслушиваясь в то, что происходило там, не заметил присутствия Джеффри. А Чосер был озадачен. Сэмпсон своим видом ничуть не выдавал негодования, возмущения или гнева. Скорее он чего-то ждал.
Джеффри отказывался понимать. Насколько ему было известно, в «Фениксе» ночевали четверо мужчин и две женщины. Один из мужчин спал или делал вид, что спит в комнате за его спиной. Еще двое находились на лестничной площадке, прислушиваясь к тому, что делает четвертый мужчина с одной из двух женщин. Как бы там ни было, хозяин гостиницы как-то в это замешан. Разумеется, он обязан заботиться о своих постояльцах — в том числе о женщинах. Тогда почему он ничего не предпринимает?
Вдруг все стало ясно.
Хозяин выждал, когда среди доносящихся из спальни приглушенных стонов и поскрипываний мебели наступит секундная пауза, а затем, высоко подняв свечу в левой руке, правой отворил дверную щеколду. Но прежде чем он успел распахнуть дверь, рядом с ним оказался Чосер и, обойдя его округлый живот, ухватил за толстое, лишенное волос запястье.
— Нет, господин Сэмпсон.
Неожиданность Чосера давала ему некоторое преимущество. Сэмпсон застыл с открытым от изумления ртом. Рука со свечой почти опустилась.
— Не лишайте их удовольствия, — сказал Джеффри.
— Там моя дочь.
Обыкновенно мягкий, вкрадчивый тон хозяина гостиницы куда-то подевался, но голоса он не повышал. Чосер также не выдавал волнения.
— Откуда вам известно, что она там?
— Потому что я…
Сэмпсон внезапно умолк, поскольку понял все, что бы он сейчас ни сказал, раскроет незнакомцу больше, чем следует. Наступила тишина. В комнате тоже все смолкло. То ли парочка закончила свое дело, то ли, что более вероятно, они прервали любовные занятия, услышав за дверью голоса.
— Я уверен, там мое достояние, — взмолился Сэмпсон.
При этих словах он высвободился из захвата Джеффри и решительно распахнул дверь. Лунный луч и свет свечи озаряли узкую кровать, балдахин которой уходил в темноту. А на ней сверкали тощие ягодицы, принадлежавшие, как предположил Джеффри Чосер, его товарищу по путешествию Алану Одли. Задница Алана помещалась аккурат между двух крупных женских бедер. На приподнятых женских коленях угадывались глубокие ямочки. При свете свечи казалось, что мужские ягодицы и женские бедра сплелись в один клубок, словно кучка полуслепых щенков.
— Самое время выразить возмущение, господин Сэмпсон, — произнес Чосер, поскольку никто, похоже, не собирался ничего говорить. Было очевидно, что появление Джеффри помешало спокойному исходу этой драмы, какие, по-видимому, случались тут и раньше.
Сэмпсон, следуя за животом, подался вперед и снова поднял свечу. Одли нельзя было отказать по крайней мере в учтивости: он повернул голову в сторону таким образом, чтобы видны были только его черные как смоль локоны.