— На чем строится ваша убежденность?
— Я столкнулся с Матьё в лесу незадолго до того, как нашли тело лорда.
— И что из того?
— За столь короткое время до совершения преступления он не смог бы добраться до поляны. Я ехал верхом и все равно подоспел последним.
— Вы хорошо ориентируетесь в этом лесу?
Чосер отрицательно покачал головой. Он уже знал, каков будет следующий вопрос Фуа.
— Существуют тропинки, известные только лесным жителям, по которым можно срезать путь. Матьё прожил в лесу немало лет.
— Почему?
— Некоторые люди не выносят общества себе подобных.
— Я слышал, что он пестовал в себе злобу против рода Гюйака.
Фуа пожал плечами:
— Кто знает, что творится в голове у такого человека? Много лет назад, когда еще был жив отец Анри, он потерял руку из-за охотничьей собаки. Тогда Матьё был ребенком. Его семье выплатили положенную по закону компенсацию. Родственникам не на что было жаловаться.
— Речь не о жалобе, — откликнулся Джеффри. — Что произошло с его семьей?
— Откуда мне знать? — ответил Фуа. — Я сам был в то время ребенком. Так или иначе, они были крестьянами, а мы не ведем счет крестьянам.
Чосер ничего не ответил, и Фуа, очевидно, предположил, что был достаточно убедителен.
— На лице этого человека были следы крови, господин Чосер. Свежей крови.
— Когда я его повстречал незадолго до гибели графа Анри, все его лицо было исцарапано, и эти царапины имели свежий вид. Можно подумать, что он подобно святым подвижникам умерщвляет плоть, пользуясь при случае колючим кустарником.
— Вы говорите, что это была его кровь?
— Да, я так считаю.
— Ваше мнение для нас не аргумент, господин Чосер.
Джеффри задумался, кого сенешаль мог подразумевать под словом «мы». И, уязвленный последней репликой, сказал:
— Есть и другие факты. Сегодня утром вы с юным Анри нашли меня около просвета в кустах.
— Вы сказали, что обронили кошелек.
— Да, обронил. И когда поднимал, то обратил внимание на нечто, что, надеюсь, не могло укрыться и от ваших глаз, господин Фуа. На том месте остались следы, свидетельствующие, что кто-то прятался в кустах.
— Совершенно верно. Это был тот дикий лесной человек, Матьё. Он затаился там, чтобы неожиданно напасть на моего лорда.
— С одной рукой?
— Когда человек теряет руку или ногу, природа находит способ возместить ему потерю. Он обретает большую силу в оставшихся членах. Кроме того, Матьё вооружился мечом. Именно мечом он нанес смертельную рану графу де Гюйаку, а не вепрь, на которого мы сперва думали.
— А где Матьё раздобыл меч? Дикий житель леса с охотничьим мечом?
— Один из охотников донес, что меч был похищен из арсенала утром, — ответил Фуа.
Такое объяснение казалось маловероятным, но, на худой конец, удобным.
— На земле сохранились следы, как я уже говорил. Вот такие.
В полутьме Джеффри вытянул руку с растопыренными пальцами и немного оттянутым большим пальцем. Он присел на корточки, упершись рукой в пол для равновесия. В другой, свободной руке злодей, несомненно, держал меч.
Ришар Фуа несколько раз кивнул, как будто до него стал доходить смысл того, что показывает англичанин. Вдруг — видимо, когда он окончательно понял, куда клонит Чосер, — он внезапно перестал кивать, лицо побагровело.
— Вот так, господин Фуа, как я держу левую руку. Видите? — Джеффри снова растопырил пальцы. — Это был отпечаток левой руки. Отпечаток говорит о том, что лицо этого человека было обращено к поляне и озеру. Но у бедолаги Матьё нет левой руки. Таким образом, в кустах прятался кто-то другой.
Фуа глубоко вздохнул и протянул руку к небольшому предмету, который лежал на столе рядом с бутылью вина. Он поднес его к свету, и тот засверкал. Подержав недолго в своей руке, Фуа бросил вещицу англичанину, и тот едва поймал ее. Разжав кулак, Чосер некоторое время разглядывал перстень с сапфиром — он сразу догадался, что это оно.
— Может, это вас убедит? — спросил сенешаль. — Эту вещицу нашли в кармане у Матьё при обыске.
Чосер представил себе оборванного человека на лесной тропинке. В кармане? Несчастному нечем было прикрыть наготу, не говоря об излишках ткани, чтобы сделать карманы. Карманы имеют те, кому есть что в них носить. Джеффри изо всех сил пытался вызвать в памяти образ Анри де Гюйака, лежащего в траве: одна рука свободно отброшена в сторону, другая, сжатая в кулак, прикрывает кровавую рану в груди. Как большинство мужчин, особенно богатых и влиятельных, де Гюйак носил перстни. Носил их и сам Чосер. Мысленным взором он внимательно осматривал руку, которой граф прикрывал грудь, и особенно пальцы. Был ли на пальцах погибшего среди прочих колец этот перстень — серебряный, тонкой работы, в форме подковы с огромным сапфиром? Он вспомнил песню, что пропела пожилая женщина на ужине прошлым вечером. Песня начиналась словами Vous estes le vray saphir. Чосер поднес перстень поближе к глазам. Камень чистого, безмерно глубокого синего цвета был сродни уходящему в бесконечность небу. Нет, Джеффри так и не удалось с уверенностью припомнить, был ли перстень на руке мертвого Анри.