– Мне уже расхотелось пить. Но тебе налью, если хочешь? – я внимательно посмотрел на брата.
– Не хочу. Завтра будет непростой день. Да и до ночи Яралы осталось мало времени. У меня плохое предчувствие, – пояснил Дариан.
– Не хочешь отпускать жену на праздник?
– Мы обещали не ограничивать её свободу, – иронично усмехнулся Дариан. – Даже если Ярала начнёт снова благословлять Дарию мужьями, мы легко устраним их. При условии, что они не понравятся Дарии.
– Что?! – возмущённо воскликнул я. – Ты готов терпеть новых мужчин?! Ты совсем не ревнуешь жену к другим?
Дариан, глядя на меня, громко расхохотался.
– Эдвард, Эдвард, какой же ты ещё максималист, – проговорил он отсмеявшись. – Я тоже испытываю ревность. Но не сильную, потому что не разрешаю себе представлять Дарию с другими. Не сравниваю себя ни с кем. Мы ведь все разные, уникальные. И Дариа любит нас всех.
– Это она тебе сказала? И ты ей поверил?!
– Я не спрашивал Дарию о таком. Я знаю, потому что наша семья сформирована древней магией, которая оберегает единство и любовь супругов.
В этот раз рассмеялся я, глядя на брата. Рассмеялся немного фальшиво и слегка нервно. Брат снова не стал комментировать моё поведение.
– Хочешь сказать, не будь воздействия древней магии Яралы, наша семья не появилась бы? То есть наши чувства к Дарии не настоящие? – спросил, отсмеявшись.
– А у тебя есть эталон настоящих чувств, чтобы сравнить?! Сможешь определить насколько наши чувства соответствуют идеалу? – Дариан хитро сощурил глаза, как довольный собой кот. – Вот скажи, ты готов отказаться от общения с Дарией, от сексуальной связи с ней?
– Нет. Я хочу быть для неё единственным мужчиной.
– Думаю, каждый мужчина в нашей семье не прочь стать единственным, – Дариан побарабанил пальцами по подлокотнику. – Но единственным для Дарии может быть только Лайс. Если разрушить установившиеся между нами отношения, Дария выберет его, а от остальных откажется. При этом наша привязанность к ней усилится, и будет терзать подобно незаживающей ране.
Глава 22. Каждому своё
Дариан
Я сказал братишке чистую правду. Отношения в нашем многостороннем браке поддерживаются отчасти древней магией любви и семейного благополучия. Работает благословение свыше, однажды полученное нами в ночь Яралы. Да и Шор, бог золотых драконов свои лапы приложил. Шор сильно смягчил соперничество между всеми мужьями Дарии и практически убрал чувство ревности. Только Эдварду и мне не повезло, на потомков альф божественная магия почти не действует. Я пытался разобраться почему, и пришел к выводу, что причина кроется во владении магией слова.
Жаль, что Эдвард пока никак не хочет смириться с реальностью. Он не перестаёт внутренне сопротивляться обстоятельствам в которых оказался. Ни к чему хорошему это его не приведёт. В этом плане мне проще. Я уже многое пережил на своём веку. Многосторонний брак – всего лишь ещё один вызов моей каверзной судьбы.
Погладил братишку по вновь растрепавшимся волосам. Недавно усыпил его заклинанием и магией перенёс на кровать. Пусть поспит, и хотя бы немного отдохнёт от бесконечных внутренних терзаний. Эдвард запутался в своих желаниях и чувствах. Ему хочется быть единственным мужчиной в жизни Дарии. Но это несбыточная мечта, в текущих обстоятельствах. Братишка не понимает, что бесполезно сопротивляться воли провидения. Тем более если в дело вмешался сам Шор. Влияние бога золотых драконов на мир Паллейна с каждым днём становится всё больше и больше.
Я поставил на прикроватный столик незаметно опустевший бокал. Прямее сел в кресле. Прислушался к своим ощущениям, ощутив едва уловимые колебания своего магического фона. Это пришёл сигнал от магической защиты семейного дворца. Кто-то из своих прошёл сквозь мощный щит дворца.
«Не иначе как Дариа и Ассир вернулись. Явились домой почти на рассвете, – мысленно констатировал я, ощутив небольшой укол ревности. – Моя женщина регулярно проводит время в объятиях других мужчин. Нет, лучше не думать об этом! Это нельзя изменить, значит терзать себя нет никакого смысла».
Мгновенно переместился в свои покои в семейном дворце. Умылся, разделся и даже попытался заснуть. Но тяжёлые мысли, волнами топившие сознание, не позволили расслабиться. Ревность тлела и временами вспыхивала, как угольки прогоревшего костра, упорно возвращая в болезненную реальность.