– Нет, – замирая, сказала она.
– Ты забыла, что живёшь в самом красивом городе на свете, – с печалью произнёс человек. – Подумать только – забыла и про голубей, и про колокол, и даже качели ты всё чаще обходишь стороной... А ведь когда-то была и крыша, на которой ты любила сидеть, и двор, и высокий-высокий каштан, и асфальт перед школой, на котором...
– ...На котором мы рисовали цветными мелками картинки и классики, – вдруг вырвалось у девочки. Её глаза заблестели, она взволнованно сжала его руку в перчатке: – Мы играли в классики, и в прятки, и в море-волнуется-раз; а на крыше, про которую вы сказали, я любила вовсе даже не сидеть, а лежать… вы знаете, у нас совсем низенький дом, и ветви тополя, который растёт во дворе, приходятся как раз вровень с крышей, и летом, когда летит тополиный пух, я люблю лежать на крыше и смотреть вверх – как клочья пуха падают вниз, и это похоже на снег, только тёплый, потому что – прогретый солнцем... А ещё мост с резными перилами, с которого так хорошо было смотреть вниз в тёмную воду; а звезда, которая у меня в окне, – это, кажется, Сириус, но я никогда не знала этого наверняка...
А мужчина опять улыбнулся.
– Пойдём, – сказал он.
И они куда-то пошли, и ей не так уж важно было – куда, потому что она держала его за руку и говорила, говорила, говорила – потому что очень важным показалось успеть рассказать и про Сириус, и про качели, и про голубей, и ещё про много-много всего; потому что, когда она сказала про их вокзал, нужно было сказать ещё и про поезда, которые приходят и уходят по бесконечным рельсам, которые у горизонта сходятся в сверкающую точку, и про то, что эти поезда почему-то казались ей самым странным и необъяснимым из того, что только есть на земле, хотя чего, казалось бы, странного – поезда...
...И про то, как постепенно, год за годом, забывала, что всё это важно, и сама не замечала этого: но однажды оказалось, что бегать босиком по лужам во время дождя – глупо, потому что она взрослая, да и зачем, собственно? – да и не хочется... Совсем другим надо было заниматься, готовиться к сессиям да успевать читать Кафку и Сартра, ведь кто ты такая, если не читала их? И ей нравился Кафка и нравился Сартр – просто как-то так получилось, что теперь у неё не хватало времени навещать старые скрипучие качели...
– Летом мы строили шалаши во дворе...
– ...и пристань...
– ...кофейня...
– ...и цветные стёкла...
– ...и осень...
Она говорила и говорила без умолку – а он слушал, улыбался и кивал иногда...
Они шли долго.
А потом он остановился перед обветшалой дверью дома, который умудрился как-то очень удобно и незаметно затесаться между двумя соседними, и несильно толкнул.
Она шагнула в полутёмную прихожую. Тонко пахло книжной пылью, корицей и то ли травами, то ли лекарствами. На полках громоздились груды книг и – точно – какие-то склянки с пробирками.
Щёлкнул выключатель, и у стены вспыхнула лампа, разлив по ободранным обоям мягкий красноватый свет из-под абажура. Её отсветы легли на волосы включившей свет девушки, и они, и без того рыжие, заиграли всеми оттенками янтаря. Рыжая улыбнулась вошедшей, обхватив руками плечи, с некоторым смущением:
– Добро пожаловать.
За её спиной стояло ещё человек шесть. Мальчишки и девочки; кажется, рыжая была самой старшей. Один из них, примерно того же возраста, что вошедшая, с лёгким нетерпением произнёс:
– Ну что ты? Проходи. Мы долго ждали тебя.
И она внезапно поняла, что и это тоже – правильно, что так всё и должно быть; у них всех были родные лица и глаза, и она почувствовала, как её собственные глаза против воли наполняются слезами.
– Я тоже... ждала, – с усилием выговорила она. В глазах рыжей девушки промелькнуло понимание – она быстро шагнула к ней и обняла. Крепко-крепко.
– Теперь ты дома.
От её волос пахло мёдом и какими-то травами...
– А тот добрый человек в чёрном плаще, который привёл меня сюда... – с растерянностью сказала девочка, оглянувшись.
– Смерть? – обыденным тоном уточнила рыжая. – Да, он тоже живёт с нами, но он редко бывает здесь, ведь у него много дел. Но он любит нас, и по вечерам он почти всегда дома. Иногда мы все собираемся в большой комнате перед камином и просим его рассказывать сказки – он, кажется, знает все сказки на земле. Но пойдём... Знаешь, завтра будет дождь, – не переставая улыбаться своей уютной, удивительно домашней улыбкой, проговорила она. – Я, наверно, завернусь в плед, поставлю перед собой большущую кружку с горячим зелёным чаем и весь день буду читать.