Было очень тихо, почти тихо во всем огромном соборе, а затем Гейрлинг широко улыбнулся и поднял руки.
— И теперь, дорогие возлюбленные, — сказал он, — мы собрались здесь вместе перед Богом и архангелами и перед лицом этой компании, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке; это почетное положение, установленное Богом и архангелами, означающее для нас мистический союз, который существует между Богом и Его Церковью; который является священным поместьем, которое архангел Лэнгхорн украсил и расцветил своим присутствием в свое время здесь, на Сейфхолде, и архангел Бедар считает его почетным среди всех людей: и поэтому никто не должен входить в него необдуманно или легкомысленно; но благоговейно, осторожно, обдуманно, трезво и в страхе Божьем. В это святое поместье эти два присутствующих человека приходят сейчас, чтобы соединиться. Если кто-нибудь может привести справедливую причину, по которой они не могут быть законно соединены вместе, пусть он сейчас скажет, или же впредь навсегда замолчит.
Айрис Аплин-Армак задавалась вопросом, не расколется ли ее лицо от улыбки, когда она выплывала из Манчирского собора на крыльях свадебного марша органа. Она вцепилась в руку Гектора гораздо крепче — и собственнически, — чем позволила себе по дороге в собор. Вероятно, это было нарушением протокола, но теперь он принадлежал ей, полностью ей, и это был день их свадьбы. Все эти политические расчеты, все эти детали процедуры, протокола и придворного этикета могли бы занять себя где-нибудь в другом месте. Она снова будет беспокоиться о них после медового месяца.
Она хихикнула — положительно, она хихикнула — при этой мысли, потягиваясь внутри, как ящерокошка, стремясь к радости, которая, как она знала, была потеряна навсегда в те тоскливые годы в Делфераке. Солнечный свет, падающий вниз, был не более ярким, не более согревающим, чем солнечный свет, заполняющий каждый уголок и щель ее сердца. Ее брат был в безопасности, утвержденный в своей короне, и она, после стольких штормов и стольких отчаяний, попала в безопасную гавань с молодым человеком, которого она так неожиданно полюбила. Это было…
У нее не было абсолютно никакого предупреждения, но внезапно Гектор обхватил ее руками, сбил с ног и швырнул на землю. Она напряглась, шок пронзил ее, и раздался раскат грома, подобный концу света, яркая вспышка, наполовину скрытая телом Гектора, звук, похожий на шипение тысячи змей, еще один звук, похожий на удар бейсбольного мяча о перчатку кэтчера, и его внезапный, судорожный вздох. Раздались первые крики, внезапное осознание ужаса, а затем его тело обрушилось на нее, ужасно и ужасающе безвольно. Что-то горячее и мокрое брызнуло на ее свадебное платье, ее голова ударилась о ступеньку собора, и ее собственный отчаянный крик отрицания унесся в темноту вместе с ней.
XXI
— Это моя вина. Это все моя чертова вина, — проскрежетал Корин Гарвей. — Я знал, что что-то не так — я знал это — и я все еще…
— Нет, это не твоя вина, — категорично сказал его отец. Глаза графа Энвил-Рока потемнели, лицо осунулось, когда он посмотрел на своего сына, но в его голосе не было сомнения. — Мы приняли все меры предосторожности, какие только могли придумать, за исключением того, чтобы фактически очистить площадь, и Айрис и Филип были правы. Эта свадьба была важнейшей составляющей частью нашего прихода в империю. Если бы мы допустили, чтобы казалось, что мы так боимся того, как отреагируют на это наши собственные люди, это было бы катастрофой.
— А это не стало? — Черные швы, закрывающие длинную глубокую рану на правой щеке Гарвея, отчетливо выделялись в свете лампы, а левую руку он держал на перевязи. — Лэнгхорн, отец! У нас более двухсот убитых — и вдвое больше раненых — в дополнение к Гектору и Айрис!