Уилсин глубоко вздохнул. У него был доступ к цифрам из отчетов Хаусмина, но это отличалось от того, чтобы смотреть сверху вниз на этот кишащий людьми рабочий этаж.
— Это составляет сто двадцать шесть тысяч в год, — сказал он очень осторожно.
— Да, это так, — согласился Хаусмин с простой гордостью. — И мы будем постепенно наращивать производство на заводе озера Лайман, как только сможем. В конечном счете, мы ожидаем, что там тоже будут работать три линии, и к концу марта мы должны ввести все три револьверные линии в полную эксплуатацию. Я уже упаковал станки для создания магазинных винтовок и револьверов в Мейкелберге, и мы отправляем планы по дублированию оригинального набора инструментов. Мы надеемся, что в течение четырех-пяти месяцев там будет в общей сложности пять стрелковых линий и пара револьверных линий. Как только все это будет запущено, мы будем производить около трехсот тысяч револьверов и почти четыреста шестьдесят тысяч винтовок в год.
— И вы сможете обеспечить их боеприпасами? — Уилсин не смог скрыть определенного скептицизма в своем тоне, и Хаусмин ухмыльнулся.
— Производство патронов на самом деле опережает прогнозы. На данный момент мы выпускаем примерно двести патронов в час, и в ближайшие пару пятидневок мы увеличим этот показатель примерно до тысячи. Пока нет смысла производить их быстрее, потому что в оборудовании для заправки патронов произошел сбой, которого мы не ожидали, и мы все еще пытаемся его исправить. К следующей весне мы сможем производить и заполнять две тысячи в час, или чуть менее шести десятых миллиона в месяц. Мы не сможем значительно увеличить этот показатель — при условии, что нам это потребуется, — пока не сможем производить в достаточном количестве запальные соединения.
Уилсин только покачал головой, и Хаусмин похлопал его по плечу.
— Вы привыкнете к этому, как только у вас будет время осознать это, отец Пейтир. А пока, — он отвернул священника от окна к горшочку с горячим какао, мягко дымящемуся на маленькой плите в углу кабинета, — я уверен, что госпожу Симпсин и мастера Кристифирсина можно убедить присоединиться к нам за праздничной трапезой. — Он раскрыл большое блюдо, открывая немаленькую стопку пончиков, и ухмыльнулся. — Уверен, что это будет намного лучше для нас, чем все это ужасное шампанское и виски.
Сэр Пейтрик Хивит стоял на юте КЕВ «Кинг Тимити», наблюдая за тем, чего ни один чарисийский адмирал — на самом деле, ни один адмирал Сейфхолда — никогда не видел и не мечтал увидеть.
Неправдоподобное, некрасивое, неуклюжее судно, неуклонно продвигающееся в Тесмарскую бухту, выглядело совершенно изношенным. С его затупленного носа и изогнутой передней части его покрытого ржавыми полосами каземата была содрана краска; спады его шлюпбалок были туго натянуты над пустотой, где голодное море унесло лодки, которые должны были висеть на них; его сигнальная мачта превратилась в сломанный обрубок; и его труба по правому борту была вдвое меньше высоты его спутника.
Он не поставил бы и десятой марки на его способность пережить юго-западный ветер, который с воем пронесся по каналу Таро три пятидневки назад, и все же он был тут, таща за собой дымное знамя из этих разбитых труб. И еще большим чудом был следовавший за ним на буксире искалеченный галеон, чьи фок-мачта и грот-мачта были чуть больше, чем обрубки, клочок парусины был прикреплен под сломанным бушпритом, и на корме виднелся только бизань-марсель, хотя от бизань-мачты до того, что осталось от грот-мачты, тянулся штаг с установленным на нем стакселем. «Теллесберг куин», — подумал Хивит. Два корабля, которые, как он был уверен, были потеряны, когда первые подразделения измученного штормом конвоя вошли в Тесмар. И все же они были здесь: корабль Халкома Барнса и тысяча людей на борту галеона, чьи жизни он спас.