Через час вы у меня будете в смирительной рубашке.
ПРЕНТИС. Устанавливаете рекорд?
РАНС. Какой это рекорд? Однажды я упек целую семью в коммунальную смирительную рубашку.
ПРЕНТИС. Представляю, как горда была ваша матушка.
РАНС. Боюсь, что нет. Ведь это была моя семья. Я даже заснял жанровую домашнюю сценку, на которой моя нога прямо угодила в голову отца. Я послал фотографию доктору Фрейду и получил от него очаровательную открытку в ответ.
Из сада появляется сержант МЭТЧ.
МЭТЧ (Рансу). Я к вашим услугам, сэр. Можете меня осмотреть.
РАНС (строго, Прентису). Что вы сделали с телом Джеральдины Баркли?
ДЖЕРАЛЬДИНА (робко). Мое тело здесь, сэр.
МЭТЧ (напыщенно, официально). В таком случае предъявите нам или дайте обязательство предъявить недостающие части сэра Уинстона Черчилля.
ПРЕНТИС. Стойте, остановитесь! (Вырывает у Ранса пистолет). Сейчас, как говорят наши бойкие щелкоперы, мы подходим к кульминации нашей истории. Отпустите мою жену и девушку. Рассказ, который вы сейчас услышите, касается только плоти. Рассудок мой еще спал в то раннее утро, когда я так неудачно попытался совершить насильственный акт. Я убедил девушку раздеться.
ДЖЕРАЛЬДИНА. Миссис Прентис решила, что мое платье — ее, а вы, доктор Ранс, ошибочно приняли меня за пациентку. И доктор Прентис, чтобы спасти свою репутацию, попросил меня промолчать. Что я и сделала. Я боялась позора.
М-СС ПРЕНТИС. Все это время вы пребывали в таком голом виде?
ДЖЕРАЛЬДИНА. Да. Не по своей воле я согласилась помочь доктору Прентису. Но я не переставала упрекать себя. Весь день я боролась за свое доброе имя.
ПРЕНТИС. О, если я доживу до девяноста, я никогда никого соблазнять больше не буду!
РАНС. Клянусь своей профессиональной честью, что эта девушка была жертвой кровосмесительного акта. И от этого диагноза я не откажусь. I
ДЖЕРАЛЬДИНА. Упала моя скорость стенографистки после всех моих переживаний. (В слезах, Прентису). И еще… еще потерялся мой дорогой талисман, — мой слоник на счастье.
РАНС (вынимает из кармана брошь). Не это ли ваше сокровище? Я снял его, когда стриг ваши волосы.
ДЖЕРАЛЬДИНА. Да, мой! Он так много для меня значит!
РАНС передает брошь М-СС ПРЕНТИС. Та ее разглядывает, отдает ДЖЕРАЛЬДИНЕ.
НИК. Смотрите! У меня точно такая же брошь! (Показывает ее Джеральдине).
М-СС ПРЕНТИС. Две половинки. Они составляют единую брошь. О, как бьется мое сердце!
РАНС рассматривает брошь.
НИК и ДЖЕРАЛЬДИНА. Точно! Одна брошь!
МЭТЧ. Два слоника и драгоценная хауда, а в ней женщина, быть может и принцесса — восточная работа — красота! (М-СС ПРЕНТИС). А как вы догадались, что это была цельная брошь?
М-СС ПРЕНТИС. Когда-то эта брошь была моей. Много лет назад, когда я была девушкой, мной овладел мужчина. Это произошло в бельевой на втором этаже «Стейшн отеля». Уходя, он сунул мне в руку брошь…
МЭТЧ. Как же попали части этой броши двум молодым людям?
М-СС ПРЕНТИС. Я заплатила за свой проступок. У меня родились близнецы. Я не могла их содержать. В то время у меня был жених, многообещающий врач — психиатр. И я решила бросить детей на волю судьбы. Разломав брошь пополам, я прикрепила ее части к пеленкам моих младенцев. Затем я отнесла детей в разные концы маленького городка, где я в то время жила. Добрые люди позаботились о них и воспитали как своих детей. (Обнимает Ника и Джеральдину). О, мои дети! Я ваша мать! Сможете ли вы меня когда-нибудь простить?
НИК. И чем же вы тогда занимались, мама, и почему вы оказались одна в отеле?
М-СС ПРЕНТИС. Я работала там горчничной. Вскоре после войны. Лейбористское правительство призывало всех работать. И я работала ради собственного удовольствия.
ДЖЕРАЛЬДИНА. А наш отец — он тоже работал в «Стейшн отеле»?
М-СС ПРЕНТИС. Вашего отца я никогда не видела. Все произошло в полной темноте, когда в гостинице внезапно погас свет. А когда он загорелся, я уже была беременна.
ПРЕНТИС. А внутри броши гравировка: «Лилиан от Ависа, Рождество 1939 года». Я нашел эту брошь на улице возле большого универсама.