была дома и дед Влас, лежал на печке, он уже не мог много ходить, ему было девяносто с лишним. А я сидела за столом, меня мама научила вязать кошке шарфик и вдруг к нам въезжает во двор конница, сколько много я не знаю, все в чёрных шинелях с светлыми погонами, с шашками. И спрыгивают с коней и заходят в дом несколько человек в сапогах со шпорами, как загремели сапожищами, я и работу свою бросила. Они подходят ко мне и говорят: «Скажи, девчонка, где отец?» А я говорю: «Не знаю!» Двое как подскочили: «Говори правду!», и как выхватят сабли у меня над головой: «Говори, а то голову отрубим!» Я испугалась, а не заплакала, говорю: «Они все ушли скотину убирать». И тут дед Влас с печи крикнул: «Что вы с глупым дитём разговариваете?» Они сразу отскочили от меня к нему: «А, тут ещё есть один! Рассказывай, где ваш Иван?» А дед говорит: «Вы зачем присланы, что вам нужно от нас? Мы ничего не знаем!» Они говорят: «Обыск у вас делать будем», а как на картину с царями глянули, стали кричать: «Кто такую подлость мог сделать?!» А дед говорит: «Я не видел», а они опять ко мне: «Ты, девчонка, знаешь!» А я говорю: «Это ребятишки из школы приходили и зачертили глаза всем царям». Тут стали они везде искать — и под полом и на чердаке, всё-всё прошарили и в хлеву и во дворе и ничего не нашли. А отцу заранее кто-то сказал, он и учитель скрылись. Отец сразу убежал к знакомым, а они его спрятали в тыквы в хлеве, а ночью он убежал в лес и уехал в Среднюю Азию, без билета добрался. И четыре года не знали, где он есть, а мы тут остались в такой семье, жили полуголодные. Мама с четырьмя детьми работала и день и ночь, и тогда бабушка, её мама, взяла двух мальчишек к себе, и они там выжили. На четвёртом году присылает отец письмо, что он жив и просит с родины справку. Наши старики пошли к священнику и он за взятку написал справку, послали отцу и ему сразу дали документы. И он пишет второе письмо: «Хотите, я приеду домой, а может быть, вы приедете ко мне? Я живу хорошо, учу саратовских детей русскому языку». Тут бабушка испугалась и заплакала: «Ты, Даша, уедешь и ребят увезёшь!», и её в ночь ударил паралич, и она не выдержала, померла. Отцу сразу дали телеграмму и он приехал, и брат мамы тоже приехал, он был наследник, и сразу начал всё продавать, продал корову, овец, а дом у него купили наши родители, Дарья и Иван, отделились от своих стариков и переехали в этот дом ни с чем. Ничего нет, но родные на новоселье принесли, кто пшена, кто хлеб, кто форму муки, а корову нам дали старую-престарую, но стало лучше, как-то перезимовали, и я пошла в школу. Отец поступил сельским писарем, начал кой-какие деньги зарабатывать. Семья прибавлялась, родились младшенькие — брат Егорушка и сестра Нина. И вот первая германская война, отца взяли на войну, и мы остались уже семь человек детей и мама больная. У нас ещё был мальчик шести месяцев, но вскоре он заболел и помер. Но я уже научилась ходить за детьми, тут меня взяли к священнику в няньки. Я окончила четыре класса все на отлично, но дальше учиться не стала, потому что мы плохо жили, а мне платили гроши в год. Прошло три года, я уже стала пятнадцатилетняя, отец вернулся с войны жив-здоров, и тут сразу революция. Отец наш сразу организовал коммуну, тут стали раскулачивать помещиков и отобрали у них скот и дали этой коммуне быков четыре пары и 2 лошади. Но тут опять война красных с белыми. Все наши коммунары, которые могли держать винтовку, пошли воевать, а остались в коммуне старики и мы, подростки, пахали на волах, сеяли и уродился хороший хлеб, но не пришлось убрать — белые заняли наши места, Берёзовка несколько раз переходила то к белым, то к красным. От белых мы отступали в Боланду — мы были в этот час в поле на покосе, и мы, как были три старика и нас две девочки и один мальчишка, и одна женщина-повариха с двумя детьми, так и поехали, не успели съездить в деревню за продуктами, так и отправились ни с чем. Там у нас были наши овцы на пастбище, и старики положили одну овцу с собой, и мы приехали в Боланду и зарезали её. А там столько беженцев, все от белых убегают. Мы, как и все, подняли оглобли, сделали навес, сварили баранину, она такая жирная да душистая, а есть нельзя — соли нету. Мы стали ходить по домам, хоть ложечку соли просить, но все захлопывали окна: «Много тут вас!» Навстречу нам старенькая старушка: «Девчата, вы чего?» Мы говорим: «Бабушка! Нам хоть бы на сало выменять соли». Принесли сала ей, она нам за это ведро дала и один стакан соли. Мы говорим ей: «Бабушка, очень мало!» А она говорит: «Соль сейчас дороже золота!» Мы принесли эту соль, разожгли под котелком огонь, посолили баранину, и она такая вкусная получилась, и так мы три дня жили. Потом сводка пришла, что наши прогнали из Берёзовки белых, и мы собрались и поехали домой. Доехали до своего поля, у нас там пруд был, назывался «Денисов», и мы увидели возле него много окопов, мы пошли по окопам, а там было столько брошено хлеба, мы набрали пол-ящика, сколько было радости, сами ели и ещё привезли домой.