— Ремонтный?
— Именно. Оказывается, генам сопутствует такой фермент, который время от времени обходит всю цепочку и, если видит какие-то нарушения, сразу же делает ремонт, восстанавливает всё как надо. Как образовался этот фермент, кто заставляет его заниматься ремонтом, до сих пор непонятно. И так во всём, куда ни глянь: всё гениально, замечательно — и непонятно как! Так что всю свою жизнь можно посвятить изучению гена, и, если хоть что-то там прояснишь, имя твоё навек в историю войдёт.
— Да-a. Заманчиво! — сказал я.
— Заманчиво! — сказал дед. — Представляешь, учёный многие десятки лет занимается тем, что и не видно почти! Все так называемые нормальные люди смеются над ним: «Чем занимается этот чудак? Даже показать ничего нам не может, — видно, это всё только в ненормальном его мозгу существует. Если бы действительно делом занимался, мог бы показать!.. Вот мы можем показать, для чего мы жизнь прожили: у нас дачи, машины, стулья, столы! А у него что?» Представляешь, каким мужеством надо учёному обладать, чтобы не сломаться от этих насмешек и верить продолжать, что всё это неинтересно, что многие видят: столы, стулья, машины, а главное совсем другое — маленькая закорючка в невидимом гене, само существование которого многие отрицают. Представляешь, никто вокруг не верит, а ты веришь и день за днём продолжаешь работу! Причём большинство учёных — до самого последнего времени — так и не увидели его! Не видели, но продолжали верить, несмотря на насмешки!
— А как же они чувствовали его?
— Правильный вопрос! — воскликнул дед. — Как можно почувствовать то, чего не видно?
— По тому, что оно делает? По тому, как влияет на окружающую жизнь?!
— Молодец! — Дед даже растрогался. — Голова, оказывается, варит у тебя! Только развивать её надо, развивать!
— И кто же впервые почувствовал... ген?
— Ну, многие уже, наверное, чувствовали, что есть нечто такое, и бессознательно пользовались способностью растений — и животных — свои признаки сохранять. Но открыл существование гена Грегор Мендель. Он был монах — и в то же время очень серьёзный учёный. И вот, скрещивая на монастырском огороде красный горох и белый, он понял, что существует нечто, что сохраняет в следующем поколении родительские признаки. Что не случайно они передаются, а есть какая-то частица, заведующая этим. Великое открытие — все, казалось бы, ахнуть должны! Но никто и ухом не повёл! Настолько велико в людях стремление верить лишь в то, что известно, что увидеть и пощупать можно, а всё новое, непонятное пока — подвергать насмешкам и отрицать. Сорок лет Мендель статью об открытии им гена по разным научным журналам рассылал — и безо всякого успеха! Никто даже не удосужился задуматься. Только потом уже, после его смерти, когда много других учёных — сразу в нескольких разных местах параллельно — открыли ген, была случайно найдена в монастырской библиотеке статья Менделя, — а о нём уже и не помнил никто. И по дате под этой статьёй поняли наконец люди: вот кто был человеком, открывшим ген! Но потом множество ещё раз ген отрицался и тем, кто верил в него, приходилось суровейшие нападки выдерживать. Так что представляешь теперь, что такое учёный, каким мужеством и выдержкой должен он обладать? — Дед с сомнением посмотрел на меня.
— Представляю! — твёрдо выговорил я.
— Ну, посмотрим, — проворчал дед. — Так от чего мы с тобой отвлеклись?
— А! Ты рассказывал, как американский учёный Мёллер лекцию о генах читал в Академии наук.
— Точно! — вспомнил и дед. — Помню, весь цвет Ленинграда собрался на эту лекцию: академики, профессора, — а также много просто бездельников, которые пришли, потому что это было модно. Ну и мы — студенты, аспиранты — тоже всеми силами туда рвались. Ещё бы, выступал всемирно известный Мёллер, а переводил выступление его не менее знаменитый Николай Иванович Вавилов. Помню, Мёллер закончит рассказ по одному диапозитиву, поворачивается к Вавилову: «Некст, плиз!» Вавилов переводит механику в конце зала: «Следующий, пожалуйста!» И так прошло три или четыре слайда — Мёллер уже сам обращается к механику: «Следующий!» В зале хохот, аплодисменты. Помню, незабываемое впечатление от личности Мёллера осталось. Да и Вавилов, надо сказать, неотразимое впечатление производил. Тогда он в самом расцвете был: красивый, солидный, элегантный, прекрасно говорящий на многих языках — мне он тогда идеалом настоящего учёного казался и сейчас кажется. Тогда он как раз знаменитую свою работу проводил — отыскивал центры происхождения культурных растений. Чуть не весь мир объехал, самые удалённые уголки обшарил — обнаружил огромное разнообразие культурных растений, а также полудиких, а также диких их предков!