– Нет, но довольно скоро повесят.
Снаружи донеслись зычный мужской смех и культурная, с легким ирландским акцентом, речь:
– Да поди ты к черту, Тайсон! Говорю тебе, эта лошадь здорова – надежна, как Банк Англии.
– Это должно меня утешить? – отозвался второй голос, с интонациями не Ирландии, а скорее Херефорда и Итона, и до того знакомый, что Девлин оцепенел.
В дверном проеме показался высокий, широкоплечий мужчина. Он стоял вполоборота, все еще оглядываясь на шедшего за ним невидимого ирландца. Джентльмен лет двадцати пяти был одет типичным городским франтом: ладно скроенный темно-синий сюртук от Шульца, сапоги от Хоббса, шляпа от Локка. Однако мощное сложение и военная выправка говорили сами за себя. Новоприбывший повернулся и, по-прежнему улыбаясь, шагнул на верхнюю ступеньку крыльца. Но тут его взгляд упал на Себастьяна, и смех замер на губах.
– О, как удачно, – обрадовался Хоуп. – Девлин, позвольте представить вам лейтенанта Мэтта Тайсона и юного кузена моей супруги, Блэра Бересфорда.
Ясные серые глаза Тайсона встретились с глазами Сен-Сира. У лейтенанта были каштановые волосы, четко очерченные скулы и квадратная челюсть, отмеченная ухарским шрамом на подбородке, который скорее усиливал, нежели умалял его грубую привлекательность.
– Мы с лейтенантом знакомы, – ровным тоном отозвался Себастьян.
– Отлично, отлично, – просиял банкир, напрочь не замечая потрескивавшей между мужчинами затаенной враждебности.
Спутник Тайсона – значительно моложе и учтивее него – снял шляпу и с мальчишеским пылом пожал виконту руку. У ирландского родственника Луизы, выглядевшего не старше двадцати лет, были мягкие золотые кудри, веселые голубые глаза и лицо ангела.
– Девлин? – переспросил Блэр Бересфорд. – Боже правый. Это честь, милорд, действительно честь для меня. Так вы знали Мэтта еще на Пиренеях? – Юноша со смешком глянул на приятеля: – Надо же, ты никогда мне не рассказывал.
– Наше знакомство было… непродолжительным, – ответил Тайсон, дернув мускулом на мощной челюсти.
Себастьян заметил ожидавшего внизу у коляски Тома. Худенькая фигурка грума с ничего не выражавшим лицом неподвижно стояла у голов лошадей, только взгляд перебегал с одного мужчины на другого.
– Джентльмены, – попрощался Девлин, коснувшись полей своей шляпы.
Не оглядываясь, он спустился с крыльца, вспрыгнул на высокое сиденье коляски и взял вожжи, бросив Тому:
– Дадим лошадям пробежаться.
Мальчишка поторопился занять свое место на запятках, и серые рванули вперед.
– Вы его откуда-то знаете? – поинтересовался Том, когда Себастьян с бешеной скоростью пустил лошадей вверх по улице. – Того, здорового?
– По Испании. Он служил в Сто четырнадцатом пехотном полку, хотя, судя по всему, уже бросил военную службу.
– Чевой-то мне показалось, не шибко он был рад свидеться с вами, – высказал свое наблюдение грум. – Я б сказал, нисколечко не рад.
– Вероятно потому, что в нашу последнюю встречу я председательствовал на судившем его трибунале.
– А чего он сделал?
– Согласно вердикту моих сослуживцев-офицеров, ничего. Его оправдали. А обвиняли в ограблении и убийстве молодой испанки и двоих ее детей.
ГЛАВА 14
Себастьян весь день уклонялся от мыслей об этом, однако понимал, что пришло время посетить находившийся на Тауэр-Хилл хирургический кабинет своего давнего друга, Пола Гибсона.
Гибсон, бывший полковой врач Двадцать пятого легкого драгунского полка, познал многие тайны жизни и смерти, наблюдая в непосредственной близости бесчисленные раздробленные, изрубленные, обожженные и искалеченные на полях сражений тела. Французское ядро оторвало самому доктору ногу до колена, оставив ему мучения от фантомных болей и пристрастие находить облегчение в маковой настойке. Теперь Пол делил свое время между преподаванием анатомии при больницах Святого Томаса и Святого Варфоломея и приемом в собственном небольшом хирургическом кабинете неподалеку от высящихся бастионов лондонского Тауэра.
Бросив экипаж под присмотром Тома, Девлин пробрался узким проходом вдоль старинного каменного дома доктора и направился в конец неухоженного двора к небольшой постройке, где Гибсон выполнял вскрытия. Там же хирург подпольно анатомировал тела, выкраденные с городских погостов бандами темных личностей, именуемых «воскресителями». Закон запрещал иссечение человеческих трупов, делая исключение лишь для казненных преступников, а это означало, что врачу, желавшему совершенствовать свое мастерство или расширить понимание человеческой анатомии и физиологии, ничего не оставалось, как только иметь дело с похитителями мертвецов.