– Доволен? – спросил у Потемкина ротный.
– Вполне. Главное, Юрий Юрьевич, враг очевиден! Как на линии фронта, его выбирать не надо. Солдаты спят с чисто душой.
– А в розыске?
– Там врага надо искать. А бывает – лепить.
– Ну, это логика, а в чем проблема? Чего ты крест на розыске поставил, я ведь могу знать? Можешь и не говорить, твое дело. Я тебя уже принял, потому что давно тебя, как спортсмена и человека, знаю, доверяю тебе. Служи.
– А проблемы, Юрий Юрьевич, я не скрываю – раздвоение личности.
– Это у тебя?
– О себе говорю, вообще-то… Диссоциативное расстройство идентичности – с таким диагнозом не стоит заниматься уголовным розыском.
– Диссо-ассоциация – произнести, – тряхнул головой Юрий Юрьевич, – невозможно. Ты расскажи…
– Логика службы требует изобличать преступника. Но изобличать не дают, а лепить заставляют.
– Не по душе тебе это?
– Не по душе. Такое впечатление: законы пишут те, кто может быть изобличен. А я, по этим же законам, должен искать крайних и лепить врага. Я так не хочу.
Ротный распахнул окно, и заложив руки за спину, стал всматриваться вдаль. С высоты не совсем от земли далекого, пятого этажа.
– Я тоже солдат, – сказал он, – а, как ты считаешь, могу спать спокойно? Нет. Не могу, как и ты, в своем розыске. Но, – пружинисто обернулся он к Потемкину, – плохо спится как раз из-за того, что мы солдаты. А время какое? Что нынче в Крыму, например?
– Временные беспорядки. Диктатор выгнал татарский народ, президент – вернул. Семья разрастается – есть проблемы. Житейские, бытовые, коммунальные, всякие. Потасовки, пусть даже большие, войной не грозят.
– Самоуверенный ты, Потемкин! Потасовки ему не грозят! Грозят, когда выкатываются на улицу – здесь людей покидает разум. Толпа безлика, нет личности – нет мышления. Толпа – извините – наше, людское, стадо. Остается надеяться на благоразумие тех баранов, которые могут стать вожаками. Именно так, в умнейшей стране Европы, к власти пришел нацизм.
– А не слишком хватили мы, Юрий Юрич: германский нацизм и мы… наше время?
– Слишком схожи они: те тридцатые и наши девяностые. У них рухнула и разделилась империя, и у нас – рухнула и разделилась империя. Может, я мнительный, только кажется, что не вся острота проблемы в строительстве суверенного государства – она будет позже – когда вдруг начнется обратный процесс – сбор разделенных частей. Это ведь было, недавний опыт – с этого начинался Третий рейх. Вот что тревожит, Потемкин… Однако, – развел руками и улыбнулся ротный, – надеюсь: издержки характера, просто я мнительный – лучше бы так.
– Смутное время… – вздохнул Потемкин, – Мы с Вами – солдаты трудного времени, Юрий Юрьевич. И не сбежать от него никуда, ни в какую службу.
– Ну да, – проворчал подполковник, – ты сбежал оттуда, где сам не мог спать – туда, где я спать не могу. Смутное время чревато гражданским противостоянием. Тут уж, Потемкин, не в уголовном розыске – здесь, придется тебе быть на переднем крае. А с обеих сторон баррикады – свои, свой народ. Худшей доли для солдата не придумать, так ведь? Я понял одно: делай что надо и – будь что будет!
Кокарду Сатана придумал
Инспектор ДПС ГАИ, Гапченко, перелистывал документы.
Пыхтел, на обочине, «Чемодан» – «Икарус». «Но сегодня – прищурился, глянув на номер, Славик, – «припалился» ты, друг мой! Сегодня мы возле тебя, головой поработаем». Он не спешил, потому что…
Реже стали встречаться Виталик и Славик. Отслужив свое, уходил, как уходит сезон удачи, сахарный бизнес. «Трейд и К» – находила другую жилу, а жизнь продолжалась.
– Виталик, – итожа большие раздумья большого периода, обратился Славик, – ты же все знаешь… в торговле, в коммерции, в жизни?
– Вот так много всего я знаю? Я что профессор?
– Да, вроде же, как депутат…
– Заценишь, Славка! Я – помощник депутата.
– Один черт, у вас супер-ксивы в кармане – и законов для вас не писано! Остановишь за нарушение – и у тебя же проблемы пойдут такие, что хоть жезл бросай на асфальт, и беги! И не трогал бы вас, да на лбу не написано. Дай-ка, твою рассмотрю.
– Посмотри, посмотри… Да, не много ты бегал-то, Слава, – косился Виталик на живот друга, – а то похудел бы!
– С гербом! Государственный ты человек, Виталя! – оценил документ Слава Гапченко…
– А на тебе, – усмехнулся Виталик, – гербов сколько? Считал?
– Что-то не догоняю?
– На шапке, – загнул первый палец Виталик, – раз! На двух погонах, – загнул он два пальца сразу, – три! Пять пуговиц, – пальцы на правой руке закончились, – по борту; на двух карманах; да плюс – ксива с гербом в кармане! Мало?