Он обдумывал прожитый день – никаких перспектив на рассвете проснуться с чистой душой. «От судьбы, Лахновского и уголовного розыска, спрятаться невозможно. Жизнь так устроена: не оставит в покое, покуда ты не оставишь её, а спрячешься – отыщет, придет, постучит в твою дверь» – думал Потемкин, выдохнув первое облачко дыма.
Он долго думал, и огонь сигареты подкравшись к пальцам, нанес первый укус. Боль напомнила, что время сгорает. «Не только табак выгорает – но жизнь…» – размышлял Потемкин. задетый колючей репликой: «Ко времени не приспособился, ты не понял его. Живешь вне времени, а это глупо! Подумай».
Вот он и думал, ни слова не выкинув из разговора с Лахновским, со Славиком.
«Лахновский!» – Потемкин курил, огонь крался к пальцам, грозя кусать их. Не шел из ума Лахновский. Год назад, накануне развязки, Потемкин признал ничью, отступил, удалился, даже не думая, что в противоборстве Помпея и Цезаря – ничьей быть не может.
Клеточки мозга, ворсинки рецепторов нервной системы: в Лахновском и в нем – одинаково жили преддверием встречи. Развязки искала их. Но развязкой становится рай от Лахновского. Рай, от непобежденного – не победившему. Шанс полнокровно войти в свое время, не жить вне времени, и не быть глупым…
Авторучка легла на бумагу и вывела первые строки к итогам его деловой встречи с Лахновским…
В окно постучали первые капли, пошел ночной дождь.
Шаловливый бесенок внутри, пробежался, пощекотал: «Потемкин, не отдавай этот рапорт!»
Вместо приветствия впилось железо…
Пасмурная погода сближает людей. Пряча небо, она приземляет, напоминая об одиночестве и о том, что счастье – предмет очень хрупкий, не существующий в одиночестве. Невольно, в такую погоду, один человек начинает искать другого – пусть не рукой притронуться, просто поговорить, хотя бы…
А в непогоду, ночью и за рулем, поговорить не только хотелось бы -надо! Но водитель мог говорить беззаботно, а собеседник, сержант Ромашкин – нет. Потому, что сержанту, кроме погоды, не нравилось то, что автобус заметно, до беспокойства – отставал от сопровождения. Ромашкин просил, и не раз, подтянуться. Но «Синий», догнав головную машину, опять отставал. «Пистолет упакован, – припомнил Ромашкин, – должен быть так, чтобы успел сказать свое слово веско и вовремя. Когда неспокойно, не поленись, позаботься об этом. И станет спокойней».
– Пройдусь по салону, – сказал он.
– Зачем? Да все хрюка давят…
– У Лонга есть термос с горячим кофе.
– А-а, ну давай…
Отпив кофе, Ромашкин отвернулся и осторожно достал пистолет. Недоуменно блеснул взгляд одного из пассажиров, встречный тяжеловес-автопоезд, тряхнул автобус и погасил все звуки. Ромашкин передёрнул затвор. В патронник вошел патрон, запирая механику, поднялся вверх флажок предохранителя.
Допив кофе, Ромашкин вернулся к водителю.
– От кофе глаза заблестели, и порозовели щеки! – пошутил водитель.
– Ага – кофе – великая сила. А что с «Красным»? Чего он с тобой не поехал?
– Да, приболел.
– Чем это, в летнюю пору?
– Был на рыбалке. Не знаю, съел что-нибудь…
– Мотыля?
– А черт его знает… Ты что? – спохватился водитель, – Да, мотыля не едят.
– Значит, что-то другое.
– Да что, сам не справлюсь? Устану, конечно. Уже устаю. Но они, – кивнул он в салон, – за двоих заплатят.
– Устаешь, я вижу. Но догоняй КАМАЗ!
– Сейчас догоню, но не уйдет он от нас, в самом-то деле.
– КАМАЗист не из ваших?
– В первый раз его вижу. Заказывал Лок, в гараже.
КАМАЗ шел далеко впереди: огоньки едва различал Ромашкин. И, время от времени, просто терял их из виду.
– Да пусть себе катит, он же пустой. На обратном пути за нас будет держаться. Обратно– да, главные ценности там. Тогда по-другому. Тогда он от нас ни на шаг. А сейчас – пусть бежит! – не переживает водитель.
– Ну, да, – согласился Ромашкин, оглядывая дремотный салон, – сейчас главные ценности здесь…
Свисток. Светящийся полосатый жезл перекрыл дорогу. «Не заметил поста! – удивился сержант, – освещения нет. Светофор? Ах, ну да – веерное отключение электроэнергии…». Но это был, безусловно, знакомый ему, пост ГАИ.
Обычное дело. Проверка. Свои.
«А КАМАЗ чего пропустили? – хотел пошутить Ромашкин, – Не наш он, чужой!»
Но вместо приветствия, тут же, в затылок Ромашкину впилось железо обманки-жезла. Опрокинутый им, Ромашкин ткнулся левой щекой в колени водителя. Через долю секунды тот ощутил на себе кровь. Второй из вошедших, сорвал с плеча Ромашкина автомат, не найдя кобуры в штатном месте – справа на поясном ремне, сдернул с пояса рацию и передернул затвор автомата.