Потемкин вернулся без пистолета, спрятал в сейф кобуру.
– Ох, и накурено! – возмутился ротный, поднялся, широко раскрыл дверь и вернулся на место.
– Не закрывай, – сказал он, – Подождем, – и посмотрел на Потемкина. Тот косился на дверь, пряча явное неудовольствие, хмурился.
– Ты, знаешь ли, – кашлянув, сказал ротный, – я из этого фильма момент один помню. Не помнишь? К девушке главный герой приехал, наш – опер. К ночи поближе. По делу, конечно же, уголовному. Суть там была непростая, а он в эту девушку верил, хотел внести ясность. Против нее все было. Так вот, вечером, в ее доме – я помню… А жила она самостоятельно. Ага, вот – кофе она поставила. А потом предложила бутылку «Плиски». Ты помнишь, в Союзе коньяк был болгарский – «Плиска»? Горлышко длинное, а бутылка сама, – как капля. Так вот она ему говорит…
Ротный увлекся.
– …ага! Говорит, что спиртным, вообще-то не увлекается, и не предлагала бы, может быть, да эта бутылка стоит давно. Брак, со стола именинницы. То есть, ее не смогли открыть – неполадки с пробкой. Она ее убрала, а теперь, может быть, гость сумеет открыть? Порылась в столе и достала кухонный, такой, знаешь, крепенький, нож. Салфетку большую, чтобы бутылку в руке зажать, понадежней. В общем, весь инструмент. А он взял в руки, посмотрел, взял салфетку, на нож не глянул. Усмехнулся по-доброму – хлоп! И ребром ладони снес горлышко. Нормально открылась, разлили, распили.
Помолчав, подполковник спросил:
– А ты так, Потемкин, можешь?
– Распить?
– Нет, открыть.
– Не знаю.
– Но камень, ты голой рукой ломаешь.
– Нет. Кирпич разбиваю, а камень – нет.
– Что, большая разница?
– Не знаю, наверное.
Неохотно, отрывисто, говорил Потемкин. А ротный нес всякую чушь и считал минуты, когда же машина начальника УР доедет от УВД до «Тантала».
– А как ты считаешь? – спросил подполковник и оживился, как человек, который в бесцельном трепе, вдруг обнаружил мысль, – Вот фильмы такие, про милицию, уголовный розыск, преступников – они не вредят? Я имею в виду подробности их… Не учат дурному? Школа будущему преступнику – не бывает такое? Посмотри их внимательно – можно всему научиться. Как думаешь, а?
– Во-первых, – ответил Потемкин, – надо их разделять: о милиции, розыске, и о преступниках – не одно и тоже. А во-вторых, если вы посмотрели, подробно, как преступление можно придумать и сделать, то можете видеть и то, как его разгадать. А начнете искать в нем науку – поймете, что лучший способ избежать раскрытия – не совершать преступления!
«Вот это, – вздохнул Синебрюх, – надо было писать в каждом фильме, как на сигаретных пачках… И я бы задумался, вдруг. А теперь? Что теперь? Поздно!» Ротный почувствовал, что истощился и больше сказать ему нечего.
Открытая дверь не таила всякому, кто был рядом, кто проходил мимо, что в кабинете – трое: мирно сидят, беседуют, и ничего не делают. Но не таила она и того, что тех, кого ждет подполковник Птицын, в здании нет до сих пор.
Это склоняло к панике, потому что опять нужно было думать, чем же еще зацепить Потемкина.
– Ничего, – сказал подполковник, – сейчас позвонят, и поедешь. С человеком таким познакомишься, а? Режиссер! Хорошо это, честь для нас…
– Мне, – не дружелюбно сказал Потемкин, – не надо знакомиться. Я с ним знаком.
– Ну, так вот! – оживился Птицын, – А я думал, что ж так? Почему тебя? Вот в чем дело. Потемкин! Чего же не рад, если он твой знакомый?
– Рад, просто, времени нет.
И, слава богу, послышался шум посторонних людей. Заглянул Медведенко:
– Юрий Юрьевич, к Вам полковник Цупов!
«Ага!» – подполковник увидел, как, наконец, улыбнулся Потемкин. Почти, так сказать, «потирая руки»… С чего?
А потом он увидел: Потемкин спокойно и с удовольствием закурил, и пристально, из-за стола, присмотрелся и Птицыну. «Что за игры? – мелькнуло в мозгу, – Не похоже, что влип Потемкин». А тот смотрел с легким, злорадным прищуром! «Да, что же, меня – не его окружают? Он что, разыграл? Он меня подтянул в ловушку? А ему, своему, Цупов, ясное дело, верит! Бред! Да вы что, опера? Как в тридцатых, НКВД?. Называется – влип! Ох ты боже, о, боже! Меня будут колоть на причастность! Потом разберутся, конечно. Да только Потемкин – как мог? Погоди у меня!»
Цупов, войдя, подал руку ротному и Потемкину. Хмуро спросил:
– Шутить научился, Потемкин?
– Какие шутки?
– А это кто?
– Водитель.
– С чего мы начнем?
– Вот, – протянул Потемкин.
– Так, – взял бумаги Цупов. – А это? – Потемкин подал ему маленький лист-четвертинку.
– Телефон Виталика, который сейчас в больнице. Это домашний, а фамилии, адреса, я не знаю.
– Как ты не знаешь? А кто должен знать?