– Тонем а, мужики?
Невидимый в темноте, за железом бортов, рокотал и шипел, набирая силу, ветер. Начинается шквал, в буйстве которого вырвется с неба первый осенний снег.
Все невзгоды, как сговорившись, в одну ночь решили свалиться и доконать группу этих людей.
Бездушна, горька действительность для людей, едва переживших ледяную купель в реке.
– Мы же, вроде как сели на дно – а чего же тонем-то??
– На скалу мы попали. А теперь садимся. И сядем до мачты. Захлебнуться нам хватит!
– Потемкин, какого ты! Ну, какого же хрена?! Ты же убил нас всех!
– Потемкина ты, – трезво, как перед смертью, сказал капитан Адольф, – не трогай! Он что вам сказал? Сказал то, что видел. А повелись мы сами! Кайло – я ему лично дал в руки … Вы же сами: «Сохатый плывет! Закуски – на всех!» Вот и хватило – как раз на всех! Все закусили?!
– Однако, тонуть, когда жить бы и жить!…
– Тонуть это лучше, чем в танкере задохнуться или сгореть!
– Вот успокоил, спасибо…
Ни у кого, никаких слов больше нет. Тьма погрузилась в полную тишину.
Катер тонет. Бьет обшивку тяжелыми, снежными хлопьями шквал, и так далеко до рассвета. Впрочем, не все ли равно – далеко или нет, если солнца уже никогда не придется видеть…
Есть только маленький, хрупкий как спичка, шанс: близкое дно. До него бы дожить …
– Что-то капает сверху? – тревожно сказал Пауткин.
– Нефть – простонал Адольф.
– Да ты что? Да какая нефть, какой танкер? В скале сидим!
Но сверху струится, капает нефть…
– Теперь, в любом уже случае – все! – подытожил тот, кто Потемкина обвинял в убийстве.
– Так, мужики, надо жить! – приказал капитан, – Поближе друг к другу давайте. Тепло беречь! И места держаться повыше…
Стояли на лестнице. Пятачке, на котором, в нормальных условиях, тесно вдвоем. По грудь и по горло, – кому как, – в воде. Вода подбиралась к горлу, а на головы капала, струилась по коже, удушала солярка.
«Светает!» – жидким бельмом округлился иллюминатор. Дожить до рассвета – счастье! Будет солнце – значит, в последний момент, может кто-то заметить, спасти…
***
В шесть утра, Николай Цымбалистый, начальник лесоучастка, уже на ходу, а сегодня проснулся и того раньше – от стука в дверь. Не участковый, не председатель – школьники.
– Дядь Коль, – сообщили они, – мы на рыбалку ходили, с ночевкой, а тут шквал разыгрался! Мы – обратно, а на девичьем камне – «Беркут». Утоп, дядя Коля! Утоп и винты над водой.
С первой попытки он опознал свой катер, но ничего не понял, и теперь прибыл уже с участковым, врачом, председателем сельсовета, и техникой.
– Эй, есть живые?
– Да, да!!! – закричали из-под воды.
Осторожно, наощупь, пошел задним ходом в холодные волны, кран. Участковый ступил на палубу.
– Все живые?
– Да, да, все…
– Так! – вскричал участковый спасателям, – Не курить!
Тяжелая, двухтонная емкость, прижавшая люк, обильно и едко сочилась солярой.
– Кто вас так, мужики? – спросил участковый.
– Медведь!
– М-мм… Вы же так прокурора* зовете?! (*Закон – тайга; прокурор – медведь) Да ему не под силу такое! А главное – на фиг? – покачал головой участковый. – Крепко, однако, башню вам, мужики сорвало! – оценил он последствия катастрофы.
– Они сейчас в трансе. – пояснил он Цымбалистому, – Такого наговорят… Потом разберемся!
Емкость сдвинули, люк сорвали.
– По-одному, – сказал участковый и подал руку первому.
Мужики выходили наверх. Щурились и не стучали зубами, потому что устали зубы. Текли по одежде вода и соляра – тончайшая пленка блестела и переливалась радугой.
С берега жалобно вякнул фельдшер:
– Красавцы! Куда же мне их в таком виде, в машину сажать!?
Машина, санитарный УАЗ, была совсем новой, стерильной.
– Тьфу, ну хоть поджигай! – мотнул головой участковый, – Но ты не шути. Сверни там в салоне все, пусть на голый пол садятся. Здоровью людей угрожает опасность. Действуй!
Жаль было все-таки фельдшеру, гадость такую туда помещать:
– Да ты, – прикрикнул на него участковый, – давно не лечил пневмонию? В тяжелой форме, да у такой оравы? Получишь! До Нового года, в три смены лечить придется!
Фельдшер засуетился.
– Живей! – закричал участковый, – Касается всех!
Захлопали дверцы и загудели моторы.
Участковый инспектор милиции приступил к осмотру. Нашел следы крови: в моторном отсеке и капитанской рубке.
Деформации крышки люка, тоже ставила ряд вопросов. Емкость добила ее, прижала и залила соляркой. А исковеркана она была еще до того.
Тот, кто управлял до последнего, катером, курс держал четко – к поселку. Но, за полкилометра, резко, на полном ходу, сменил курс. Чужой, управлял. Потому что камень, этот «Девичьи грезы» здесь знали все.