– Ты, я вижу, куришь? Оставить тебе? – и оттолкнул от себя сигареты.
– Оставьте.
Рядом легла зажигалка и три листа бумаги:
– Идем со мной…
Потемкин вернулся в дежурную часть. Капитан подошёл к дежурному:
– Этот себя опросить хочет сам. Выдели угол, пусть пишет, мне, ты же знаешь, утром…
– Конечно! Поспи, а то завтра нас опозоришь…
Капитан наклонился и тихо, что б не услышал Потемкин, добавил дежурному, что-то еще.
Дежурный выслушал, оглядел Потемкина:
–Комната для заряжания до утра свободна. Пусть пишет. А ты отдыхай.
Дежурный провел Потемкина в комнату, стены и потолок которой были обиты железом.
– Вот, – указал он на столик посередине, – пиши: Потом отдашь мне. В конце: «Написано собственноручно. Верно». Дата, подпись, фамилия – полностью. Ясно?
2. Лена
Ожидание добегало конца. Коридор оживился, захлопали двери соседних комнат: вернулись с маршрутов бойцы ППС, и всколыхнулось, забилось у Лены сердце. Жизнь вливалась в большое, новое русло. Сегодня рискуют, теряют голову Саша и Лена, зажигают свою, неприметную звездочку в небе.
Створкой в воротах мира, отворилась дверь комнаты:
– Лена, – шагнул, протянул руки Саша.
Волной к берегу, скользнула навстречу им Лена.
– Вот и пришел. Навсегда! – улыбался он, гладя ей волосы, и обещал, – Больше не будет такого. А почему? – задал он серьезный вопрос, – Потому что отныне, – в третьему лице о себе сказал он, – Саша будет не приходить, а возвращаться! Прекрасная разница! Ценишь, Лен?.
– Конечно, милый!
Это был первый день, провожая который, они не расстались, а решились продолжить, сделать день первой страницей в большой книге Жизни.
Друзья потеснились. И целая вечность теперь впереди, и первая ночь. Ночь, начало которой Лена ждала одна, в холостяцкой комнате милицейского общежития, слушая ра-диодиалоги милицейской волны. Они звучали повсюду: в коридоре, в комнатах, и на улице – из салонов приставших к крылечку машин. А она не спросила, какой позывной у Саши…
– Навсегда пришел, Лена! – напомнил он.
Смело и осторожно перехватил объятия, оторвал от пола, и перенес, усадил на кровать покорную Лену.
– Минуту! – жестом, мягко предостерег, и отправился к шкафу. Вернулся торжественно. Праздничный, собранный с выдумкой, загодя, поднос занял место на столике.
– Любимая…
– Боже, хороший ты мой! Спасибо!
Шампанское, свечи, цветы: за дверцей одежного шкафа, в сумерках, взаперти, дожидался сюрприз. И от этого становился трогательней, милее сердцу.
Засветились две торжественно стройных свечи.
«Все позади уже… – открывая глаза, чтобы тут же закрыть, раствориться в волнении, думала Лена. Главное позади – сомнения. Оторваться, отдаться во власть незнакомо новых, таинственных волн – жаждали два бьющих в колокола груди сердца…
Губы, сближаясь, не теряя друг друга, без слов открывали дорогу, снимали запреты. В таинственном, смутном огне, прогибались тела, и тянулись друг к другу.
«Все позади!» —отдаваясь еще не знакомому, вскрытому болью, восторгу, – без звука воскликнула Лена.
3. Сержанта Готовко хочу!
– Сашу Готовко, сержанта, хочу! – капитан достоверно сыграл Мимино, шутки в голосе не было. – Он здесь?
«Господи» – огорченно всплеснула руками,
– Только со службы… – жалея, призналась дежурная, тетя Клава. «Сержанта хотеть после смены, – полагала она, – капитан может только из-за того, что вскрыл недоделки в смене…». А она ведь знала о дружеском расселении комнаты сержанта Готовко. И девушку видела. Лену…
Капитан, не помедлив, был у порога и тарабанил к Готовко в дверь. Ринулся тут же, как дверь отворилась, но раздетый сержант, отступив на полшага, решительно остановил его:
– Алексей Николаевич, там подождите! Я выйду.
Капитан вежливо сдал назад.
– Сделай милость, скажи мне, – удалившись вместе с сержантом в курилку, потребовал он, – ты же был старшим, так? Вызов с вокзала обслуживал, да? А теперь потрудись, расскажи, как было?
– Я все написал, а теперь пошло мое личное время. Спросите завтра!
– Резко, товарищ сержант! – оценил капитан, – Конкретно!
Но это не значило, что он собирался уйти.
– Что-то горит там? – кивнул он в сторону Сашиной комнаты, – Нет? Отчего же тогда не доволен?
Хотелось дерзнуть, но Саша вдруг, откровенно признался:
– Да крылья, можно сказать, у меня, а Вы – приземляете… Зачем?
– А затем!!! Потому что не слесарь-макетчик ты, Саша. Милиционер! Друг мой, ты слышал, о чем я спросил? Рассказывай, а потом соберешь свои крылья. Я за, я не против них!