— Надежда Викторовна. — Не без труда я заставляю сжатые до предела челюсти расслабиться и выдавливаю подобие приветственной улыбки, а затем с самым непринужденным видом, запрещая себе смотреть в сторону рыжего всполоха, указываю кивком головы на студентов: — Прибыли наши временные новобранцы?
— Они самые. — Надежда удрученно хмыкает. Без сомнения она предпочла бы заняться своей непосредственной работой, а не игрой в няньку. Увы, за дядины задумки всегда страдает кто угодно, но не он. Удовлетворившись извинительным выражением моего лица, Надежда вновь возвращает внимание к студентам: — Дорогие практиканты, познакомьтесь. Один из владельцев нашего ресторана.
Я выступаю вперед, прежде чем она назовет мое имя, и останавливаю взгляд прямо на обернувшейся в мою сторону Альбине. У нее ярко-зеленые, доверчивые глаза — и в них будто нет ни капли узнавания. Только… интерес?
— Марк Горин, — говорю я отрывисто и жестко, чем, кажется, вызываю в студентах недоумение: им неоткуда знать, что все мои эмоции сосредоточенны исключительно на одной представительнице их малочисленной группы. — Заместитель гендира холдинга, в котором вам предстоит пройти производственную практику. Добро пожаловать. — С первого слова я внимательно слежу за реакциями Альбины, ищу любое изменение в мимике или в выражении глаз, но их нет.
Интерес в ее взгляде не исчез. А узнавания не возникло. Моя — Мишина! — фамилия для нее оказывается пустым звуком.
Ноль реакций: ни взлета бровей в изумлении, ни ужаса в глазах. Ни-че-го.
Гибель моего маленького брата по ее вине никак на Альбину Панфилову не повлияла.
Глава 12
Настоящее
Воспользовавшись замешательством очевидно нетрезвого и потому неспособного на быстрые реакции Марка, я цепляюсь за дверную ручку у себя за спиной и, удачно отступив, ускользаю обратно в номер. И сразу же проворачиваю в замке ключ. Просто на всякий случай.
От пережитой только что странной, необъяснимой здравым смыслом сцены сумасшедше стучит сердце и прерывается дыхание. У меня немного кружится голова и на миг даже темнеет в глазах. Что это вообще было? Помутнение какое-то…
Покачнувшись на месте, я опираюсь рукой о ближайшую стену и трясу тяжелой головой, словно подобным образом получится избавиться от новоприобретенных, малоприятных воспоминаний. За закрытой дверью стоит тишина; Марк не принялся стучать или звать меня по имени.
Возможно, он отправился к себе в номер или вовсе покидает здание. Гадать, что он забыл в отеле посреди ночи, будучи жителем этого города, не хочется. Причина на ум приходит только одна.
Увы, какими бы ни были мои намерения, мозг ожидаемо заносит в нежелательную зону. Мысли скачут как попрыгунчики, взрываясь вспышками с самым разным содержимым.
Часть из них — реальные воспоминания, где в нашей спальне на нашей кровати Марк снова и снова вбивается в прогибающую спину женщину: ее лицо, искаженное удовольствием, отпечаталось на моей сетчатке, наверное, навсегда. Меня тошнит каждый раз, когда эта картинка предстает перед глазами.
Другая часть — домыслы и иллюзии, похожие на пытку. Вдруг Марк приехал сюда для встречи с очередной любовницей? Может быть, прямо сейчас он закрывает дверь своего номера, с улыбкой приветствуя дожидавшуюся его на кровати женщину? Как много их было в его тайной жизни?
Бесконечные командировки Марка — возвращаясь из одной, он едва ли ни на следующий день улетал в другую, — теперь предстают в ином свете. Каждое его слово кажется ложью. На самом ли деле он столько работал, мотаясь между городами и регионами, или всего лишь выдумывал себе оправдания?
Не сдержав всхлипа, я отталкиваюсь от стены ладонью и принимаюсь на ходу стягивать с рук перчатки. Мои дерганые движения наполнены сдержанной злостью, которой нельзя дать волю: в водовороте мыслей как нельзя кстати возникает напоминание о стоимости подлежащей к возврату рекламодателю одежды. Внеплановые траты мне сейчас не по карману.
Дурацкая съемка. Дурацкая, будто прямиком из банальной, плохо прописанной мелодрамы встреча с почти бывшим мужем. Дурацкий наряд.
Вытерев мокрое от слез лицо тыльной стороной предплечья, я чертыхаюсь: те самые царапины, замеченные Марком, теперь щиплет соль. Вот оно, очередное свидетельство моей неустойчивости, ставшее достоянием общественности.
Наверняка утром, протрезвев и сложив два и два, Марк порадуется увиденному: поплывшая (пусть и всего лишь на мгновение) перед ним дурочка с самоповреждениями — не венец ли его жестокой мести?