Промучившись еще с полчаса, я наконец погружаюсь в работу. Проверяю документы, просматриваю почту и отвечаю на письма, созваниваюсь с потенциальным покупателем франшизы по видеосвязи, разговор с которым ожидаемо затягивается.
Когда на столе в очередной раз вспыхивает уведомлением о входящем экран телефона, за окном уже начинает смеркаться. Звонит дядя, и тема грядущей беседы мне хорошо известна. Вздохнув, я возвращаю пиджак на место и принимаю вызов.
— Маркуша, здравствуй! — Низкий, полный жизненной энергии голос раздается в трубке, едва корпус телефона касается моего уха.
— Привет, — отвечаю я с куда меньшим энтузиазмом.
В нашей семье, наверное, только дядя не утратил любви к жизни за последние три с лишним года. И Леха. Что ни удивительно. Яблоко от яблони, как говорится.
— Как дела в ресторане? — На мои постные интонации дядя давно не обращает внимания. — Проблем не было? — А вот и его классический первый вопрос.
Перепробовав за последние годы множество стратегий в нашем общении, он в конечном счете решил, что читать мне нравоучения о раскинувшейся впереди полной радостей жизни бесполезно. Лучше говорить о работе — это единственная тема, которую я охотно поддержу.
Что и делаю прямо сейчас:
— Конечно, все в порядке. За неделю твоего отсутствия подавился только один гость, — говорю я предельно серьезно. — А, и еще один умер. Отравился.
Дядя хрипло смеется. Но уже через секунду вспоминает о своих обязанностях старшего:
— Нельзя так шутить, Маркуша. Твоя мама… — Он осекается, не в силах добавить ставшее привычным за двадцать с лишним лет окончание «не одобрит».
Когда-то его воспитательные замечания в мой адрес неукоснительно сопровождались этой присказкой, но с тех изменилось слишком многое. Фраза утратила свою актуальность.
В разговоре повисает неловкая, неудобная пауза. Так случается каждый раз, когда тема работы случайно или намеренно — по инициативе дяди, конечно, — сменяется темой семьи.
— Как она? — решается он наконец, и я морщусь.
Тру свободной рукой лоб и отступаю к темному окну. Я ненавижу этот вопрос.
— Без изменений. Снова в ПНД, ты же знаешь. Потом ее выпишут — и она месяц посидит, а точнее полежит, дома. И обратно в ПНД. Все как всегда.
— Прости, — произносит дядя со вздохом. — Не знаю даже, с чего я до сих пор рассчитываю на другой ответ.
— Надеешься. — Я невесело хмыкаю.
Дядя снова вздыхает. Молчит несколько секунд, явно раздумывая, как бы задать следующий не менее неприятный вопрос.
— Значит на кладбище вчетвером поедем? — интересуется он в конце концов. — У Толика годовщина…
Вчетвером — это я, Леха, дядя и его жена. С мамой нас было бы пятеро. С моим отцом — шестеро. Но отец, как и Миша, лежит на кладбище. Уже почти два года.
— Да, — отвечаю я глухо. — Не надо матери туда. Сам знаешь.
Дальше диалог ожидаемо не клеится. Я мог бы рассказать о появлении убийцы Миши в нашем ресторане, но молчу. Дяде не стоит знать.
Если я ничего не скажу, он вряд ли выяснит, кто именно проходит у нас практику. И мне это на руку.
«Держи друзей близко, а врагов еще ближе». Таков мой план. И вмешательство извне совсем ни к чему.
Попрощавшись с дядей, я проверяю время и чертыхаюсь. Подхватываю пиджак и вылетаю из кабинета.
Разумеется, практиканты уже ушли по домам. Офисный рабочий день окончен.
Черт.
С минуту я раздумываю, не вернуться ли к работе, но все-таки признаю: сосредоточиться уже не получится. Мне нужно отвлечься.
Я сажусь в машину и стучу пальцами по рулю, перебирая варианты. Ехать в пустую квартиру нет никакого желания. Решение возникает само собой.
В пяти минутах пути от нашего ресторана — главная барная улица столицы. И мой любимый «Молот» — бар хорошего дядиного партнера Сергея Акулова.
Туда я и отправляюсь.
Парковаться, конечно, приходится за тридевять земель от пункта назначения, и я сто раз проклинаю себя за лень, пока кружу по узким переулкам в поиске места. Надо было пешком — быстрее добрался бы.
Свободный клочок пространства обнаруживается спустя тысячу лет муторных поисков. Оставив машину, я натягиваю на себя пальто, после чего еще пятнадцать минут то поднимаюсь в горку, но спускаюсь по скользкой от влаги брусчатке. Морозный воздух остужает дух и тело, кипящая вокруг столичная жизнь успокаивает своей неизменностью.
Улицы, несмотря на холодную погоду, полны людей: неспешно прогуливающиеся по тротуарам пары и тройки с одноразовыми стаканами в руках, кучкующиеся у дверей ресторанов и баров с сигаретами и без большие компании, несущиеся мимо на велосипедах курьеры с яркими коробами за спиной. Для полного изображения местного мироустройства не достает только столиков снаружи и их вечных завсегдатаев — это развлечение для теплых месяцев.