Моей интровертной натуре любое незапланированое общение — даже столь краткосрочное — дается тяжело. А уж мужское внимание, к тому же далеко не всегда корректное, тем более. После Марка я и думать не хочу о новых отношениях. Нет уж, хватит.
В кармане вдруг заходится короткой вибрацией телефон. Кинув быстрый взгляд в зал и удостоверившись, что новых гостей пока не появилось, я проверяю экран уведомлений.
На миг ровно бьющееся в груди сердце сбивается с ритма и замирает в свободном падении. Как и я сама.
В электронном письме мне официально напоминают, что прошел ровно месяц с подачи заявления о разводе. Наш с Марком брак расторгнут.
Фасад безразличия, созданный из многочисленных забот о выживании, внезапно идет трещинами. В глазах вскипают горькие слезы, а в груди охотно вспыхивает выжигающий легкие шар — порождение разлагающихся внутри обиды и боли. Сорвавшийся с губ тихий всхлип, к счастью, полностью заглушает играющая в зале музыка. Посетителями, погруженными в разговоры или ноутбуки, моя драма не замечена.
Упорно смаргивая не желающие исчезать слезы, я поворачиваюсь к залу спиной и принимаюсь бездумно возиться с кофемашиной — только бы занять руки и голову. Угодившие в ловушку эмоций мысли путаются, и успокоиться крайне нелегко.
Мне неожиданно очень-очень больно. Словно весь месяц я только прикидывалась стойкой, пережившей предательство женщиной. Наверное, так и есть. Ничего не отболело и не прошло.
До самого конца смены я безостановочно думаю о Марке. О факте нашего свершившегося развода. О всех словах и поступках бывшего мужа, из которых до сих пор не получается сложить объяснение случившемуся кошмару.
Почему? За что?
За что он мстил?
Я не понимаю. И это гложет меня до выедающей нутро и вызывающей тошноту тревоги. Я хочу знать причину. Я заслуживаю ее знать.
В последний час смены моя нервная взбудораженность достигает своего пика. Сознание кажется спутанным, будто одурманенным. Тело бьет мелкой дрожью.
Я собираюсь ехать в ЗАГС. Моя цель — попытать удачи и встретить Марка. Именно он обязан сегодня же забрать свидетельство о разводе.
Быстрый взгляд в зеркало перед выходом из кофейни подтверждает мои догадки о собственном внешнем виде: зрачки расширены, щеки красные, и даже простые толстовка и джинсы сидят на мне как-то иначе, будто с чужого плеча. Стянув с хвоста резинку, я распределяю волосы в надежде хотя бы частично скрыть лицо и создать ничем не примечательный облик. Конечный результат радует мало. От меня за километр веет взвинченностью.
Впрочем, не все ли равно?
Как известно, Марк считает меня порождением дьявола во плоти. Сколько бы усилий я ни приложила, его мнение вряд ли изменится. Нет никакого смысла создавать образ сильной и счастливой девчонки, которой нипочем развод и материальные трудности. Когда Марк смотрит в мое лицо, он видит не меня, а свою ненависть.
Если мы сегодня пересечемся, я потребую ответов. И на этом все. Я забуду его и наши отношения как страшный сон, сделаю выводы и начну жизнь заново. Как-нибудь.
Дорога до ЗАГСа не занимает много времени, однако и получаса ничегонеделания хватает, чтобы растерять последние крохи спокойствия. К крыльцу я подхожу на подкашивающихся ногах. Остановившись, делаю судорожный вдох и растираю лицо. Сердцебиение настолько частое, что мешает сфокусироваться на происходящем.
Я осматриваюсь, то ли оттягивая неизбежную минуту получения собственного экземпляра свидетельства, то ли надеясь дождаться появления Марка. До заката еще несколько часов, и на улице тепло и солнечно. Волосы треплет легкий ветер, но мне все равно не хватает воздуха. Хочется завыть в голос.
Когда и почему моя жизнь стала такой? Мне еще нет двадцати двух, а я больше ничего не жду. Если только плохого.
Никаких надежд и предвкушения чего-то особенного в будущем. Одна беспросветная тоска, словно жизнь уже кончилась. И хорошему в ней больше не случиться. И пока головой я понимаю, что от меня зависит, что будет дальше, сил верить в лучшее просто нет.
Вздохнув, я вытираю мокрые щеки и иду к крыльцу. С жалостью к себе пора заканчивать. Надо торопиться домой, где Бусинка наверняка ждет моего возвращения вопреки ненавистному ее пушистой светлости лечению.
Подняться по невысокой лестнице я не успеваю. Воздух рассекает заунывный скрип давно не смазанных петель, и тяжелая дверь впереди распахивается. Из здания ЗАГСа выходит молодая лучащаяся счастьем пара, а следом за ними — Марк.
Хмуро уставившись в телефон, он придерживает дверь плечом и пока не замечает меня. В другой его руке я вижу свидетельство.