Принимая ласку, Бусинка довольно мурчит и, хаотично петляя, трется о мои ноги, а у меня немного кружится голова от резкой смены позы. И от перевернувшегося несколько часов назад вверх тормашками мира.
Пошатываясь, я бреду в ванную. Мою руки и несколько раз плескаю в лицо ледяной водой несмотря на накрашенные тушью ресницы. С отупелым равнодушием замечаю, что снова успела расцарапать запястья — наверное, еще на улице около ЗАГСа. Кожа красная и местами в капельках крови, однако физической боли я не чувствую, даже когда с усиленной сосредоточенностью пытаюсь сфокусироваться на собственных ощущениях.
Ничего. Ни голода, ни жажды, ни дискомфорта. Словно я не живой человек, а мумифицированное чучело.
На полном автопилоте я кормлю Бусинку паштетом и даю лекарства, а после через силу отправляюсь в душ. Грязь сегодняшнего дня нужно смыть.
Вода обжигает — и это первое, что мне удается почувствовать за эти долгие часы. Я стою под душем долго, чуть ли не до потери пульса. Жаркий и влажный воздух застревает в горле, я начинаю задыхаться. Выбираться из ванной приходится с трудом.
В теле — неподъемная тяжесть. Веки слипаются, хотя за окном едва начинает смеркаться. Из последних сил я раскладываю потрепанный временем диван и забираюсь под одеяло. Бусинка запрыгивает следом за мной и принимается мять лапами край подушки. Я зажмуриваюсь и отключаюсь под ее тихое мурлыканье.
Мне снится авария. Полуправда — полуложь. Сотканная из реальности и фантазий пыточная иллюзия.
Как и тогда, я сажусь за руль и нервно вздыхаю, прежде чем выехать с парковки на дорогу. Мандраж новичка, лишь недавно получившего права, накрывает меня каждый раз.
Водила я крайне аккуратно. Настолько, что сопровождавшая меня всюду охрана не удерживалась от шуток: привыкшим к опасности мужикам доставляло мало удовольствия плестись за мной на черепашьей скорости. Я, однако, на их уговоры прибавить газу не поддавалась: зима, на дороге непонятно что, а у меня почти не опыта.
Однако во сне что-то меняется. Без всякой причины я вдруг решаю погонять. Набираю запредельную скорость и несусь по дороге, наплевав на оживленное движение и гололед.
На улице огромными хлопьями падает снег, видимость отвратительная, а я смеюсь, будто сумасшедшая, и мчусь по белоснежному полотну. Водители кричат мне вслед, десятки гневных гудков сливаются в единый возмущенно-предупредительный вопль. Мою машину внезапно и резко заносит на повороте, и я теряю управление.
В глаза бьет вспышкой света. Словно из ниоткуда прямо на дороге появляется Марк. Вопреки всем законам Вселенной время останавливается.
В моем сне Марк выглядит иначе. Как самый обычный студент.
На нем модная куртка из масс-маркета — у нас в таких ходит половина универа, — грязно-синие джинсы и черные, плохо зашнурованные мартинсы. На голове нет шапки, темные волосы взъерошены и торчат в разные стороны, на тонких губах играет беззаботная улыбка, в синих глазах — ни капли холода.
Марк явно с кем-то говорит. Слушает, внимательно кивая, а потом смеется, запрокинув голову. На плече болтается потрепанный небрежностью хозяина битком набитый рюкзак, и он поправляет его правой рукой, а левую протягивает куда-то вперед, словно приглашая за нее взяться.
У него девушка? Мой взгляд молнией устремляется в ту же сторону.
В двух шагах от Марка, смешно перебирая короткими ногами в зимнем комбинезоне, идет маленький мальчик. От тянет к брату руку, даже не оглядываясь, и на миг я улыбаюсь в умилении.
А затем осознание обрушивается на меня снежной волной. Ход времени возобновляется.
Я снова в несущемся вперед и отказывающемся тормозить внедорожнике. Сердце улетает вниз, и я кричу, но Марк не слышит меня.
Я просыпаюсь от собственного вопля.
В комнате темно. Только круглые глаза подскочившей рядом Бусинки смотрят на меня с безотрывным беспокойством.
Из горла вырывается какой-то совершенно дикий, бесконтрольный всхлип, и я зажимаю рот ладонью. Слез нет.
Мне очень-очень плохо. Я как никогда в своей жизни хочу позвонить Марку.
Я хочу услышать его голос. Я хочу рассказать, что все было совсем не так.
Глава 18
Со дня развода проходит больше недели, но легче не становится. Я приспосабливаюсь жить с еще одной болью внутри и выворачивающим наизнанку душу чувством вины. Хожу на работу, приветливо улыбаюсь гостям кофейни вопреки собственным чувствам и стараюсь не плакать каждые пять минут.