Сон приходит, не спрашивая согласия. Я вырубаюсь на не разложенном диване, как есть: в джинсах и футболке, позабыв про ужин и душ.
И просыпаюсь посреди ночи от зазвонившего прямо под ухом телефона.
Не позволяя сразу прочесть имя контакта, тусклая подсветка дисплея резко бьет по не успевшим отдохнуть глазам. Я болезненно щурюсь и на миг крепко зажмуриваюсь, а затем сквозь плывущие перед взглядом мутные круги разбираю надпись, заставляющую сердце испугано затрепыхаться в груди.
Марк Горин
Еще один короткий вдох или два я ошарашено, почти отупело смотрю на экран и только после, будто опомнившись, подхватываю телефон с дивана и принимаю вызов.
— Д-да? — Получается сипло, на грани слышимости.
В длящемся уже несколько секунд молчании тяжело дышит Марк. Скорее взволнованно, чем раздраженно. Каждое шуршащее колебание воздуха на той стороне линии вызывает в моем теле, еще не отошедшем от мутного, липкого сна, судорожную дрожь.
— Альбина, — произносит Марк наконец хрипло. — Я… Я хотел бы поговорить.
У меня замирает сердце и покрывается испариной кожа. Тон его голоса разительно отличается от прежнего, ставшего для меня привычным за последние пять недель, и предположить, что поспособствовало этой перемене несложно. Но страшно.
Я выдавливаю из себя ответ:
— Давай поговорим.
Правая рука, удерживающая телефон у уха, то и дело конвульсивно дергается, рискуя выпустить вверенную ей ношу. Приходится потревожить спящую у меня в ногах Бусинку и сесть ровнее. Становится легче.
Подтянув колени к груди и обхватив правую руку левой для страховки, я почти до боли вжимаю корпус телефона в ухо, словно надеюсь тем самым через телефонную линию дотянуться до Марка и влезть к нему в голову за задерживающимся ответом. Кажется, что он молчит непозволительно долго, хотя в действительности не прошло и тридцати секунд.
— Не думаю, что это телефонный разговор, — сообщает он с осторожностью.
Еще минувшим вечером я бы предположила, что ему невыносима сама мысль о встрече со мной, и потому неловкость, угадываемая в интонации его хриплого голоса, сбивает с толку. В голове сумятица и туман. Зажмурившись, я растираю ладонью лицо в попытке взбодриться.
— Ты хочешь где-то встретиться завтра?
Марк снова выдерживает паузу. Впрочем, довольно короткую.
— Я мог бы подъехать сейчас, — предлагает он. — Если скажешь адрес.
Сердце подпрыгивает к горлу, и вся сонливая заторможенность испаряется в два счета. Не зная, что сказать, я отрываю телефон от уха и впервые с пробуждения осознано смотрю на левый уголок экрана с часами.
Половина второго. Значит, проспала я совсем мало.
Следуя здравому смыслу, нужно отказаться. Днем Марк отмахнулся от моих попыток донести до него правду и его ночной звонок в очередной раз подтверждает наплевательское ко мне отношение.
И если бы утром я должна была ехать на работу… Но впереди у меня выходной и стопроцентный шанс на бессонницу.
Я взвинчена не меньше Марка и не сомкну глаз, пока не узнаю, что он думает об аварии теперь. Соблазн задать этот вопрос прямо сейчас велик. Губы непроизвольно складываются в рвущиеся наружу слова, но мне удается себя заткнуть.
Нет, Марк прав. Нам нужно говорить лицом к лицу.
— Х-хорошо, — выдыхаю я, закрыв глаза.
В груди что-то обрывается, со свистом улетая в пропасть. Внутренности дрожат, как стекла небоскреба во время землетрясения. Я чувствую себя попавшей под ураганный ветер свечкой: гибкой и потому несломленной, однако потухшей.
Во мне кипит куда больше эмоций, чем может выразить одно слово, давно ставшее лексически пустым междометием для случаев, когда ответить по-настоящему, в полной мере честно нельзя, но… Горечь сожаления и терпкий вкус слабо трепыхающейся в душе обиды остается только проглотить. Мои чувства Марку вряд ли интересны.
Стоит мне проговорить последнюю цифру в адресе, как он отрывисто сообщает:
— Приеду через двадцать минут.
В возникшей паузе я слышу только свой неровный, слишком быстрый пульс, пока в динамике не раздается короткий, но явный вздох. Мне, как наяву, представляется Марк.
Его омраченное душевным терзанием лицо. Пустой взгляд в никуда, сжатые добела губы. Устало опущенные плечи, сжатая в кулак левая рука, свободная от телефона.
Взъерошенный ежик жестких на вид и мягких на ощупь волос. Нервно расстегнутый ворот измятой трудным днем рубашки. Спущенный узел галстука. Отброшенный в сторону за ненадобностью пиджак.