Таков наш финал.
Нарушая мои планы, Марк внезапно поддается вперед и хватает мою ладонь, как утопающий — спасательный круг. В секунду назад сосредоточенно-печальных глазах, вдруг ожив, вспыхивают угасавшие, было, эмоции. Непокорная тьма зрачков заволакивает уже согласную смириться с обстоятельствами синеву.
— Я ненавижу себя за это, — выпаливает Марк лихорадочно, цепко удерживая мое внимание на себе. — Меня тошнит от того, что я сделал. Даже тогда — тошнило. Та женщина…
— Я не хочу… — Я отчаянно трясу головой, словно от слов можно отбиться, как от летящих в лицо камней. Пытаюсь высвободить руку из его мертвой хватки. Бесполезно. — Не хочу об… этом.
— Аля…
— Нет! — Когда становится очевидно, что Марк не закончит добровольно, я срываюсь с места, едва не опрокинув стол с бутылкой и бокалами.
Стулу за моей спиной везет меньше: тот падает на пол с грохотом, привлекая внимание всех присутствующих в зале к нам двоим. Мне хочется провалиться на месте, но столь сказочная опция недоступна, так что я выбираю единственно возможный вариант — бежать прочь.
Устремившись к выходу через кучно приткнувшиеся друг к другу столы, под неодобрительными, недоумевающими и откровенно веселыми взглядами посетителей я оставляю за спиной Марка и спешно несущуюся к нему официантку.
По-настоящему морозный воздух ударяет в лицо, мигом промораживая каждую клеточку моего тела. Заполнившие глаза слезы стынут на щеках каплями ледяного огня.
Завернув за ближайший угол, я спотыкаюсь и останавливаюсь. Грудь ходит ходуном, сердце гонит кровь на пределе своих возможностей, но мой организм явно не справляется с нагрузкой.
Меня колотит, как в ознобе, а живот снова простреливает режущей болью — такой силы, что на секунду темнеет в глазах. Впрочем, реальность моего положения — без куртки, сумки и телефона — быстро перетягивает весь фокус внимания на себя.
С ужасом я понимаю, что нужно возвращаться в бар, если только я не планирую замерзнуть насмерть здесь и сейчас. Но еще прежде, чем мне удается собраться с силами и двинуться назад, двор наполняется громкими звуками скорых чужих шагов.
Марк, дикий и растрепанный, появляется из-за поворота и, заметив меня, шумно выдыхает, прежде чем почти бегом сократить разделявшую нас дистанцию. Моя куртка, зажатая в его руках вместе с моей же сумкой, оказывается на мне в течение пары секунд.
Успев продрогнуть до самых костей, я не могу не то что пошевелиться — сказать хоть слово. Охватившую мое тело дрожь, наверное, легко увидеть даже на расстоянии пары метров. Марк уж точно ее замечает — в его глазах секундное облегчение снова перевоплощается в глубокое беспокойство.
— Выслушай. — Он ощутимо впивается в мои плечи, притягивая к себе и обнимая — то ли тем самым пытаясь согреть, то ли попросту удержать, — и практически дышит мне в ухо. Окоченевшее тело совсем не желает мне подчиняться и ощущается одной грузной и безвольной массой. Я закрываю глаза, сопротивляясь происходящему хотя бы так. — Пожалуйста. Я не знаю, как я смог притащить ту женщину в нашу квартиру. Как смог ее… — Он сглатывает, не решаясь продолжать.
— Называй вещи своими именами, — чеканю я, вдруг испытав короткий прилив физических сил и не разжимая крепко зажмуренных век. — Раз уж начал — говори.
— Я не знаю, как смог ее трахнуть! — На этот раз Марк почти кричит. Если в этом богом забытом проулке есть прохожие, то только что они стали участниками нашей оживленной беседы. — Не знаю, как я вообще прожил те полгода с нашей встречи в дядином ресторане. В этой… ненависти. Оголтелой, ядерной. Это как безумие, как чума — никаких мыслей ни о чем.
Я смеюсь и, откинув голову, наконец снова смотрю Марку в глаза. В темную водную бездну, сулящую морякам трагическую гибель в шторме.
— Господи, что ты выдумываешь? В чем была трудность переспать с красивой женщиной?! Еще скажи, что она была единственной за то время, что ты морочил мне голову!
— Она и была! — заявляет Марк яростно. — Думаешь, мне было дело до секса в эти полгода? Я жил одной ненавистью, во мне ничего кроме нее не было. Она вытеснила все. От меня, каким я был до Мишиной смерти, ничего не сохранилось. Я до сих пор пытаюсь вспомнить, каким я вообще… был до. И все, что я пытаюсь тебе сказать, как бы лицемерно и абсурдно это не звучало: я не такой, каким тебе не посчастливилось меня узнать в прошлом. Я умею быть надежным. Заботливым. Я не эмоциональный инвалид. И не бытовой тоже. Я не изменяю и не предаю. Я не трахаю незнакомым женщин, снятых в баре. Я… Я в принципе не отношусь к женщинам… так.