Прослонявшись по гостиной еще немного, я сажусь на диван и растираю онемевшее лицо. Облегчение, наступившее после разговора с врачом, имело краткосрочный эффект.
По всем правилам приличия мне стоит убедиться, что Бусинка обеспечена едой и питьем до утра, а после убраться восвояси. Только покидать квартиру Али отчаянно не хочется. Даже в этих обезличенных стенах наемного жилья есть что-то от нее, какое-то неуловимое для сознания присутствие.
Рассмеявшись над собственной слабостью, я шумно вздыхаю. Нахожу рукой телефон и делаю пару фоток задремавшей у стакана с водой Бусинки. А затем открываю давно заброшенный диалог с Алей и пишу, не позволяя себе передумать:
«Привет! Не знаю, заглянешь ли ты в телефон раньше, чем я смогу тебя навестить, но на этот случай небольшой отчет: Бусинка накормлена, напоена и полностью довольна своей жизнью. Насколько это возможно, когда рядом нет тебя».
Я решительно нажимаю стрелочку «Отправить» и, усмехаясь, качаю головой. Наверное, я жалок.
Аля, конечно, не отвечает ни через десять минут, ни через полчаса. Наверняка она спит и более-менее оклемается только к утру.
Я заставляю себя выпустить телефон из рук. В ванной несколько раз погружаю лицо в полные ледяной воды ладони, пока последние, наиболее мерзкие отголоски бывшего опьянения не сходят на нет.
Не помешало бы сгонять в душ, но наглеть настолько и шариться по Алиным вещам для собственных нужд уже чересчур. Достаточно и факта моей ночевки.
Сдернув с дивана используемый в качестве покрывала плед, я накрываюсь им до самой головы и, потянувшись, подхватываю с пола подошедшую поближе Бусинку. Она на удивление не против остаться у меня под боком.
Я решаю счесть ее благосклонность за хороший знак.
О них с Алей некому позаботиться. Я намерен это исправить.
Глава 30
— Вот и все, Альбина, — подводит итоги оперировавшая меня доктор Маргарита Юрьевна, — отпускаем вас домой. По рекомендациям, ограничениям и лечению я вам уже все сказала, в выписке информация, разумеется, продублирована. Если возникнут вопросы, мой номер у вас есть, звоните, не стесняйтесь.
Я киваю и благодарю ее еще раз:
— Спасибо, Маргарита Юрьевна. Мне очень с вами повезло.
Она сдержанно улыбается, прежде чем сказать:
— Это моя работа. И нам крайне повезло, что Марк Анатольевич так быстро сориентировался в ситуации и доставил вас к нам буквально за десять минут. Вы первая в моей многолетней практике пациентка с апоплексией, приехавшая в больницу почти незамедлительно. Иногда женщины приезжают на следующий день — и тогда отделаться малоинвазивной операцией уже не получается. Мы обошлись малой кровью — и буквально, и фигурально.
— Да, я понимаю. — Мой ответ звучит слабо; наверное, со стороны может показаться, что я не осознаю степень собственного везения.
Отчасти, так оно и есть. Не считая дня операции, я провела в больнице двое суток, но странное ощущение отстраненности не исчезло до сих пор. Как будто все, что случилось с той минуты, когда мой живот вдруг полоснуло резкой болью, произошло вовсе не со мной.
Поездку в клинику я почти не помнила, как и диагностику перед операцией. Очнуться после анестезии в палате было едва ли не неожиданностью.
Наверное, будь я в сознании на протяжении всего пути, воспринимала бы случившееся куда более реальным. У меня же были только полубредовые, затуманенные обрывки воспоминаний и отголоски смазанных разговоров.
Я не успела толком испугаться — сначала отвлеченная сосредоточившей на себе все мое внимание болью, а после попросту отключившись. Даже на следующий день, вбив в поисковик свой диагноз и название операции и перечитав с пару десятков статей, я осмысляла случившееся, как будто продираясь сквозь вязкий и густой туман.
Зато боль была более чем реальной. Подниматься с постели и ходить по палате, как того требовал медперсонал клиники, не хотелось категорически. Утром я почти плакала от боли и, заодно, от раздражения на саму себя: никто бы не посчитал мою операцию тяжелой, почему я такая слабая?
Когда принесли завтрак и вместе с ним мой телефон, мне было не до еды. Кое-как добравшись до постели, я боролась с тошнотой, что усиливалась, стоило мне слишком резко вдохнуть и тем самым спровоцировать еще и боль в ключицах. Как выяснилось, даже держать телефон — простейшая поза, повторяемая мной изо дня в день всю жизнь, — было сейчас крайне не комфортно.
Поморщившись, я наконец разблокировала экран и подключилась к местному вай-фаю. Как только сознание немного прояснилось вместе с обстоятельствами: частная клиника, операция, отдельная палата, — во мне засвербела острая необходимость скорее написать Марку.