— Моя ты маленькая, — лепечу я, старательно наглаживая потяжелевшее за последние месяцы тельце; не хочу даже представлять, как нелепо мое сюсюканье выглядит со стороны. — Соскучилась, да?
С Бусинкой на руках мне становится спокойнее. Близость Марка уже не ощущается столь же интимно, я дышу полной грудью и вполне спокойно говорю:
— Давай я хотя бы чаем тебя напою. Если ты не торопишься.
Он трясет головой.
— Нет. Не тороплюсь.
Избегая его прямого взгляда, я снова обращаю свое внимание на Бусинку. Так мы и идем на кухню: она у меня на руках, и Марк немного позади.
Он вызывается набрать в чайник воды, и я киваю, запрещая себе возражать. Ни к чему.
— Извини, — говорю я, осторожно потянув на себя дверцу холодильника свободной рукой, и даже это привычное движение отзывается натяжением и болью во всем теле, — мне даже нечем тебя толком угостить. Там вроде шаром покати и… — Я умолкаю, обнаружив, насколько далеки от правды мои слова.
Холодильник… забит. С изумлением я изучаю стеклянные полки, прыгая взглядом с одной на другую, и не знаю, что сказать.
— Марк… Не стоило, зачем?.. — Как заговорить о том, что здесь полно моей любимой еды, я и вовсе не представляю.
Это совпадение? Или… Не мог же он запомнить еще с тех пор?..
— Ерунда, Аль, — прерывает мои метания Марк. — Садись, давай я сам все сделаю. Тебе, наверное, вредно столько стоять.
Сомневаясь, что простоять две минуты у холодильника может быть вредно в принципе, я покорно киваю и бреду к столу. Мне нужно прийти в себя.
В самом ли деле не замечая моей растерянности или умело храня безмятежный вид, Марк разливает по кружкам чай и накрывает на стол. Среди продуктов нет ничего из запрещенного мне на ближайшие пару недель.
Мне кажется, еще немного — и я расплачусь. Или закричу.
Вся эта… забота сводит меня с ума. Я не знаю, как на нее реагировать.
А главное — не знаю, верить ли ей или нет.
Марк правда такой? Или он снова играет? Или он и сам уверен, что не играет, хотя движет им исключительно чувство вины?
Господи, я не знаю, что думать…
Словно уловив очередную перемену моего настроения, Марк не пытается задержаться на больший, чем необходимо срок. Спокойно допивает чай, убирает со стола, отказавшись от моей помощи, и даже моет посуду.
А затем уходит.
И возвращается на следующий день.
Каждый вечер на протяжении недели он навещает меня после работы. Привозит из ресторана ужин, который мы съедаем вместе — совесть не позволяет мне гнать его прочь, как и необходимость все-таки разобраться в хитросплетении собственных затаившихся чувств.
Ни разу Марк не поднимает тему наших отношений. Не спрашивает о втором шансе. Не требует принять решение здесь и сейчас. Не нарушает моих границ прикосновениями или действиями.
Он сдержан и спокоен. И только глаза иногда выдают бушующую в нем бурю. Но лишь на короткие мгновения.
И с этим Марком, не пытающимся вытрясти из меня решение, легко, и спокойно, и не одиноко. Я не испытываю желания убежать от него прочь. Но и не знаю, что ответить на пока не прозвучавшие заново вопросы.
Неделя пролетает стремительно. Сегодня двадцать шестое декабря — значит, завтра Марк не придет.
Он не говорит ничего подобного, но мне и самой хорошо известно, что двадцать седьмого случилась авария. Марк обязательно поедет на кладбище.
Наше странное безвременье символично истекло.
Я давно могла попросить Марка больше не приходить, ведь в его визитах нет никакой практической нужды, но… Уступила себе. У меня никогда такого не было. Даже когда мы были женаты и Марк притворялся влюбленным, все было совершенно иначе.
Лишь теперь совместный ужин кажется привычным ритуалом, а не едва ли не праздничной редкостью. Лишь теперь мы действительно говорим свободно и естественно. Лишь теперь я знаю, как смотрит Марк, когда ему по-настоящему интересна беседа.
Еда в наших тарелках неумолимо заканчивается. Все чаще Марк бросает на меня долгие, полные тоски взгляды, от которых что-то мучительно ноет в груди. Я нервничаю и машинально прячу руки под стол, впиваясь кончиками ногтей в кожу, но быстро одергиваю себя.
Нет, это в прошлом.
— Аля? — зовет Марк.
— Да? — Я поднимаю на него глаза, и наши взгляды на секунду пересекаются.
Я не выдерживаю первой. Собственная тарелка куда более безопасное зрелище.
— Завтра я поеду к Мише, — сообщает Марк то, что мне и так известно.