Миша Никифоров вздрогнул и проснулся. В комнату тихо вошла Ира, раздвинула шторы, за окном надоедливый дождь исполосовал всё стекло. С кухни едва слышно доносилась знакомая мелодия, пахло кофе.
— Просыпайся, — сказала она, — Саша ушел за машиной. Нужно ехать.
Миша отчаянно попытался вспомнить, что было накануне, но не смог. Похоже, сказывалась накопленная усталость.
— А разве Саша тебя не бросил? Или погоди… Вроде бы ты от него ушла.
— Ой, Миш, только не начинай опять всё заново.
Никифорову было приятно видеть, как она запросто хозяйничает у него дома, как подбирает с пола и аккуратно складывает его вещи, точно так всё и должно быть, и ему на миг показалось, что сон всё ещё продолжается. Хорошо бы всегда вот так просыпаться и видеть её хрупкую фигурку на фоне свинцового стекла и чувствовать, что и в его жизни есть жизнь.
— Ты это о чем?
— О твоей вчерашней выходке. Ты ни в чем не виноват. Пожалуйста, возьми себя в руки.
Она вышла из комнаты, а Миша так и остался лежать в своей кровати, недоуменно глядя в осеннее утро. Нет, определенно, всё как-то очень сильно перепуталось. Виноват… Да, действительно, где -то в глубине себя он чувствовал, что ошибся.
Главное, сейчас подняться и отправиться в больницу. Хорошо, что Саша пошел за машиной, им нужно срочно забрать бабушку оттуда.
Миша потер заспанные глаза и неожиданно заметил на запястье бинт.
«Точно, — вспомнил он, — я пролил кофе… Или это был осколок. Черт возьми, что же это было? Птица или зеркало? Рыцарь или Лжец?».
Никифоров поднялся с кровати, натянул джинсы, сунул ноги в тапочки, во всем теле ощущалась разбитость и странное опустошение. Что-то ещё было не так. Но он никак не мог сообразить, что именно. Машинально схватился за голову, и тут же в ужасе отдернул руку. Медленно подошел к трюмо и недоуменно застыл, увидев в нем страшного чужака с темными кругами под глазами и неровным ежиком коротко остриженных волос. Рядом, на столике, лежали большие портновские ножницы.
Он с опаской заглянул на кухню.
— Что случилось? Что с моими волосами?
Ира сосредоточенно выливала на шипящую сковородку яйца.
— Ты их обрезал. Не помнишь?
— Знаешь, я так плохо сплю в последнее время, очень много кофе и работы, и из-за бабушки постоянно на нервах, у меня в голове всё перемешалось. И зачем я это сделал?
— У тебя вчера был очень тяжелый день. Ты мне звонил три раза с разницей в пятнадцать минут. Сначала утверждал, что Саша украл бабушку, а потом сказал, что это ты сам её забрал. А ещё ты ездил в больницу и перепугал всех до ужаса. Очень хорошо, что Саша к тебе вовремя приехал, кто знает, может одними волосами дело бы не закончилось. И так руку, вон, порезал. Кроме того, тебе сегодня звонили с работы и просили передать, что ты уволен, потому что учинил там погром.
Миша как-то даже растерялся.
— Это не я, зеркало оно само, и птица эта… Разве это не сон? Ну и ладно. Я так уже от всего устал. Даже хорошо, что уволили. Как раз заберу бабушку и смогу сидеть с ней. Устроюсь на удаленку. Как —нибудь протянем. Всё ж лучше, если она со мной тут будет, чем в этой бетонной больничной тюрьме со всякими ненормальными.
Ему вспомнилась та лифтерша.
— Ну и плевать, что эти врачи говорят. Ну и плевать, что нелогично. Я же, Ир, всё понимаю. Понимаю, что так или иначе долго она не проживет. Пусть уж лучше ей спокойно и хорошо будет. А там она такая несчастная и жалкая, никому не нужная. Я ведь потому, наверное, и постригся, что решил, что теперь всё по-другому будет. Что должно быть по-другому. Почему обязательно всегда нужно выбирать? Какая глупость. Как, например, тогда, когда уступил тебя Саше, потому что думал, что должен выбирать между тобой и бабушкой.
— Миша, — Ира, наконец, отвлеклась от сковородки и внимательно посмотрела на него. — Бабушка умерла.
На миг Никифорову показалось, что он снова спит.
— Неправда. Вчера, когда я с ней разговаривал, она сказала, что чувствует себя гораздо лучше.
— Она ничего не могла говорить тебе вчера, — сказала Ира с упреком. — Она умерла в больнице, ещё до твоего приезда. Пожалуйста, выпей успокоительного, и сейчас поедем оформлять документы.
— Но ты не понимаешь! — неожиданно заорал Никифоров на всю квартиру. — Ты несешь чушь. Она не может умереть там. Она хотела дома, здесь. Со мной. Я думал, я прикинул варианты. Так, Ира, ты мне опять снишься. Я сейчас лягу, ещё посплю немного, и всё решится, встанет на свои места.
— Ты вчера то же самое говорил. Ничего не решится, Миша. Всё уже случилось.
В ту же секунду он выскочил в коридор, распахнул дверь в бабушкину комнату и застыл на пороге. Здесь по-прежнему было очень спокойно, так же тикали часы на полке, бурчали батареи, а одеяло и подушки, как всегда торжественно накрахмаленные, всё ещё ждали свою хозяйку.
— Но я не мог так ошибиться.
— А ты не ошибся, — Ира подошла сзади и осторожно опустила руку ему на плечо. — Ты опоздал. Потому что не все вещи на свете должны быть логичными. Иногда достаточно просто чувствовать.