По дороге сюда Слава сказал, что отец недавно перенес инсульт и сделался болезненным и странным, но Лизе отчего-то казалось, что раньше Пашук был ещё менее приятным человеком. Домашние и гости держались с ним осторожно, вежливо посмеивались над несмешными шутками и делали вид, будто понимают, о чем он там бормочет. Иногда Пашук начинал говорить очень громко и шепеляво, тогда все затихали и внимательно слушали, опасаясь ненароком перебить. Особенно Лизе не понравился его тост про семью. Что якобы каждый член семьи должен ради общего дела приносить себя в жертву. И что семья — это большая лодка, в которой того, кто не гребет, необходимо выкидывать за борт. У Лизы никогда не было своего дома и родных, поэтому она могла только догадываться о том, как на самом деле складываются взаимоотношения между близкими людьми, но определенно в своих фантазиях о дружной семье ей представлялось совсем другое. Когда они только вышли из ЗАГСа, Лиза чувствовала себя абсолютно счастливой, потому что была уверена, что теперь в её жизни появятся люди, которым она будет нужна, и которые будут нужны ей.
До вчерашнего дня она лишь один раз видела Славиного старшего брата — Влада. Здоровенного мрачного мужика в старом вязаном свитере с широким воротом и серой затертой куртке-пилот, какие вышли из моды лет пятнадцать назад. Лицом он был похож на брата, но всё остальное: и комплекция, и тяжелый немигающий взгляд, и грубый, низкий голос, было какой-то своеобразной пародией на утонченного голубоглазого и нежного Славу. Они встретились в кафе, где Влад должен был передать какие-то документы. Лиза рассматривала эту встречу, как особый жест доверия. Ведь это произошло ещё до того, как Слава сделал ей предложение. Поэтому держалась она очень дружелюбно, хотя Влад едва обращал на неё внимание и весь вечер просидел, скрестив на столе заскорузлые мозолистые пальцы, лишь раз расцепив их, чтобы одним махом опрокинуть в себя кружку темного пива.
Чуть позже Слава между делом обронил, что брат его деревенский пень, и что неприветливость на его лице — всего лишь смущение в обществе хорошенькой девушки.
Но по приезду, Лиза поняла, что первое впечатление её не обмануло. Дом Морозовых оказался отнюдь не милым загородным гнездышком, а доисторическим каменным уродцем, обнесенный сплошным бетонным забором, и охраняемый пятью или шестью злющими цепными собаками. Одна из которых, якобы, даже отгрызла Пашуку пальцы.
Здесь Лизе было гадко всё, начиная от обстановки и заканчивая отвратительным запахом. Ещё живя в детдоме, Лиза больше всего боялась окунуться в нечто подобное. В то, что ассоциировалось у неё с грязным постельным бельём, грудой пустых пивных бутылок, каждодневной рутинной возней и непременным зомбиящиком по вечерам.
Вчера за столом они сидели не как молодожены, а как едва знакомые люди. Никто не кричал «горько» и не желал счастья. Точно девушка свалилась на головы хозяев неприятным сюрпризом, будто младший Морозов привез не молодую жену, а затащил на ночь случайную подружку. Весь вечер хохотала только пышногрудая и румяная Олюня — гражданская жена Пашука. Чуть позже оказалось, что у Олюни есть ещё и дочь Настёна, тщедушное растительное существо в кресле-каталке. Которое весь вечер сидело, упершись лбом в стену, а при малейших попытках развернуть кресло, начинало жалобно поскуливать. Были за столом и гости. Семейная пара с двумя малолетними детьми из соседней деревни. Тихие, немолодые и очень грустные люди, а также черноволосая красавица в летах, по виду цыганка.
Лиза чувствовала себя ужасно и, хотя блюда выглядели весьма аппетитно, есть ничего не могла. Слава тоже почти не ел и был непривычно раздраженным и рассеянным. Лиза и не предполагала, что свадьба её пройдет настолько уныло. В конце концов, когда Пашук стал особенно нервозен, а у Влада начал заплетаться язык, Слава вдруг вскочил и, силой выдернув Лизу из-за стола, отвел её спать. Особенно неприятным в этой ситуации было то, что он не предложил ей просто уйти, а потащил спешно, как если бы они опаздывали на поезд. Но обида быстро улеглась, и всю ночь Лиза отчаянно прижималась к мужу, словно в поисках утешения от удручающих впечатлений прошедшего дня.
Когда же выкуренная до самого фильтра сигарета потухла сама собой, Лиза неожиданно увидела внизу на улице Славу. Он вышел из дома, подошел к машине, хотел было сесть, но тут его кто-то окликнул. Это был Пашук, он подбежал к сыну и начал совать в руки большой полиэтиленовый пакет. Но Слава рассержено отмахнулся и исчез в машине. Завелся мотор. Пашук нехотя раскрыл здоровенные чугунные ворота и, как только путь оказался свободен, машина, фыркнув, выехала со двора.