А Пашук, ещё раз смерив Лизу оценивающим взглядом маленьких бегающих глазок, вдруг щёлкнул корявым пальцем здоровой руки ей по носу:
— Чё разнюнилась? Всё путём.
От такого обращения девушку передёрнуло. Эти мужчины были ей противны до омерзения. Останься Слава в родительском доме, как говорил Пашук «в семье», то наверняка бы тоже стал таким: неопрятным, вонючим и животнообразным.
Лиза просто ушла в дом. Там оказалось тихо и пусто, но по-прежнему неприятно. Скрипучие полы, истертые до серости ковровые дорожки, линялые занавески, мягкая мебель из потрескавшегося кожзама, бог знает кем исцарапанные двери, деревянные ступени лестницы все в жирных пятнах, и повсюду этот невыносимый запах: навоза, пива, пота и страха.
Но тут до её слуха донеслись странные звуки. На первом этаже, в ближайшей к лестнице комнате, что-то монотонно и требовательно постукивало. Время от времени стук становился то очень громким, то почти неслышным. Лиза приложила ухо к двери. И различила тяжелые и прерывистые вздохи. Скорей всего, то была Настёна, но Лиза всё равно стояла и слушала, как загипнотизированная. Было в этих звуках нечто завораживающее, какое-то магнетическое притяжение ненормальности. Она надавила на дверь чуть сильнее, и та бесшумно растворилась.
В тускло освещенном пространстве возле окна сидела девушка в инвалидной коляске и стучала маленькой безвольной ладошкой по деревянному столу. Голова её была склонена, а худенькое тело в махровом халате покачивалось ровно в такт каждому удару. Настёна не заметила, как вошла Лиза и снова глубоко вздохнула, будто собиралась запеть. От её ушей тянулись черные проводки наушников, она слушала музыку. Эта спальня дышала свежестью накрахмаленных простыней — удивительный контраст со всем остальным домом. На стенах нежно-голубые обои в синий цветок, у самого входа большое трюмо с косметикой, расческами, шкатулками и фотографиями в рамочках. Белый пушистый овечий коврик на полу возле кровати, из-под которой выглядывала медицинская утка.
Лиза мельком взглянула на фотографии, но не смогла удержаться, и всё же взяла одну в руки. На ней была Настёна. Красивая, юная и здоровая. Лиза хотела посмотреть и вторую фотографию с женихом и невестой, но неожиданно в её кармане пиликнул мобильник, оповещая о том, что он срочно нуждается в зарядке. Настёна подняла голову и, увидев Лизу, перестала стучать.
Девушка попятилась, и тут кто-то больно ухватил её за волосы сзади.
— Это хорошо, что ты такая любознательная. Значит умная и быстро разберешься, что к чему, — зашептала Олюня прямо в ухо. От неё разило чесноком и сыростью.
— Мы тебе здесь рады, поэтому постарайся никого не разочаровать. Просто расслабься, и тогда ничего не будет.
Она ещё сильнее дернула за волосы, и слёзы невольно брызнули из Лизиных глаз. Затем хватка ослабла, и девушка в ужасе отпрянула в сторону. А довольно улыбающаяся во все свои румяные щёки Олюня подошла к дочери и погладила её по голове.
— Хорошая у меня девочка? — совсем другим голосом спросила она. Таким, как тогда утром, когда
говорила Лизе, что она красивая. — Подойди-ка сюда. Ну!
Оторопевшая Лиза послушно подошла и остановилась возле Настёны.
— Теперь она тебе как сестра будет. Ты это понимаешь, Елизавета?
Выждав немного и будто получив ответ, женщина дружелюбно сказала:
— Ну, тогда подойди и поцелуй её. Она очень любит ласку. Она нежная девочка.
В каком-то забытье Лиза поспешно чмокнула в щёку инвалидку и стремглав бросилась к себе.
— Ты должна помочь мне принести дрова, — крикнула ей вслед Олюня, но Лизе уже было не до того.
Забежала, захлопнула дверь и для надежности задвинула телевизором.
Часы показывали тринадцать тридцать, Славы всё не было, а заряд батареи на её телефоне заканчивался. Пришлось заглянуть в сумку мужа. Но зарядки там не оказалось, точно так же как одежды, бритвы, и даже зубной щётки.
На этот раз Лиза закурила, уже не открывая окно. Плевать теперь она хотела, что там подумают эти родственнички. Сумасшедшего утра с неё было вполне достаточно. Грязь, вонь, грубость, цепные собаки, свиньи, полный дом садистов и дебилов. Это было выше её супружеского терпения и вежливости. Нет уж. Такая семья ей ни за какие коврижки не нужна. Пусть Слава сам с ними разбирается, а она себя не на помойке нашла. Настолько унизительно даже в детском доме с ней никто не обращался. Она ещё немного постояла возле окна, глядя как Пашук наполняет сеном тележку и везет её в сторону свинарников, а затем решительно вскинула сумку на плечи. Уйти хоть куда, пусть даже до ближайшей деревни, там наверняка ходят автобусы до станции. Понятное дело, что до дома она доберется только к полуночи, но это будет хороший урок для Славы. Разве можно бросать молодую жену вот так на съедение своей свинской родне?
Внизу бабка уже накрывала большой стол. Увидев девушку, старушенция пораженно застыла со стопкой чистых тарелок в руках.
— Вещи, которые вы украли, отдадите Славе, — бросила Лиза на ходу, совершенно позабыв, что та ничего не слышит. Громко захлопнула за собой входную дверь, и тут же нос к носу столкнулась с Олюней, тащившей из погреба две банки солений.
— Почему не пришла помогать? У нас так не принято.
Лиза ничего не ответила, просто обошла её, направляясь к воротам.
— Ты это куда? — взвизгнула женщина. — Совсем совесть потеряла? Эй, Пашук, Пашууук! Сноха твоя свалить решила. Ни спасибо, ни до свидания.
Олюня заметалась, не зная куда деть банки, а когда наконец пристроила их на ступеньку, то ничего не замечающую Лизу уже догонял Пашук с палкой для травли собак. Хорошенько размахнувшись, он ударил девушку по плечу и, невольно ойкнув, Лиза упала вперед, на колени.
— Вот, коза, — выругался Пашук. — Дня не прошло, уже выступает. Олюня резво подскочила и от души пнула девушку в спину.
— Слышь, давай без истерик. Ты сама идешь в дом, а мы тебя не трогаем. Сядем там, поговорим, — примирительно предложил Пашук, тыкая Лизу палкой.
В тот же момент за забором послышался гул мотора. Лизино сердце ёкнуло от предчувствия скорого спасения. Наконец-то Слава! Машина остановилась, замок на воротах звякнул, они заскрипели и растворились. Ржавый грузовичок Влада, громыхая, вкатился во двор и остановился.
— Что у вас такое? — строго спросил он, высовываясь из окошка.
— Да так. Прогуливаемся, — Олюня хитро сощурилась. Тогда Влад резко распахнул дверцу кабины, и неожиданно зло рявкнул:
— Я не понял! Чо происходит? Совсем оборзели?
На лице Пашука заиграла гадливо-стыдливая улыбочка.
— Разговариваем просто, — попятился он назад, пряча палку за спину. — Ничего такого.
— Я же предупреждал вас, чтоб не лезли!
Пока они препирались, Лиза на четвереньках отползла в сторону, встала и, ощутив внезапный адреналиновый порыв, на подгибающихся, трясущихся ногах выбежала за ворота.
Ветер обдувал, холодил и кружил голову, будто её тело, плечо, ноги существовали отдельно, а мысли отдельно. С одной стороны от дороги тянулось бескрайнее сжатое поле, а с другой, сколько хватало взгляда, простирался глухой, недобрый лес. И от этой пейзажной бесконечности Лизе казалось, что бежит она совсем медленно, еле-еле, быть может, даже просто топчется на одном месте, точно на беговой ленте тренажёра. Да и неровная, вся в колдобинах сельская дорога, упрямо сопротивлялась любому торопливому движению. И, стоило немного ускориться, как нога прямиком опустилась в мелкую предательскую рытвину, лодыжка подвернулась, и девушка во второй раз за последние десять минут, позорно свалилась на землю.
Затем к ней быстро, почти сразу, подошел Влад. Наклонился, поднял за ворот и волоком потащил назад, отчего замшевые мыски её ботинок тут же протерлись до блестящих проплешин.
Он с лёгкостью занес её в дом, опустил в прихожей на пол, и привалил к стене, точно мешок с картошкой.
— Жива?
И тут, насилу разлепив пересохшие губы, потрясенная Лиза закричала. Высоко, пронзительно и жутко. Поначалу Влад попросту закрыл уши руками, сдержанно ожидая окончания приступа, а затем, потеряв терпение, влепил ей звонкую и смачную пощёчину. Девушка моментально стихла и медленно осела прямо там же где и стояла. В доме снова воцарилась привычная гнетущая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов.