Тем временем, солнечное око уже распалилось в полную силу, воздух нагрелся и слегка дрожал, птицы и насекомые смолкли, укрывшись в тени. Пахло сухой землей и клубникой. Обуваться они не стали, пошли прямо босиком по горячей дороге, неся ботинки в руках. Следом увязался Чагрик.
Стоило им выйти за калитку, как оба старших брата, не сговариваясь, расхохотались.
Костя обнял Димку и с силой прижал к себе, взъерошил волосы, ущипнул за живот:
— Ну же, давай, прекращай нас пугать.
Максим скорчил страшную рожу:
— А не то придет ведьма или Божье что-то там… и покусают тебя.
Димка поднял голову. Бескрайним полотном раскинулся над ним небесный шатер. Сердце подпрыгнуло, пытаясь взлететь, но, с силой ткнувшись в ребра, упало и тоскливо заныло, требуя освобождения.
— Может, он головой ударился? — предположил Костя.
— Он такой был ещё до аварии. В деревню приехали, уже молчал, — признался Максим, хотя это ничего не объясняло.
Костя потрогал Димкин лоб:
— Температура вроде нормальная, если при такой жаре она вообще может быть нормальной.
— Ты же не хочешь сказать, что поверил в эти бредни про зачарованность и домовых? — Максим подозрительно покосился на Костю.
— Конечно, нет, — возмутился тот. — Но если люди во что-то верят многие годы, твой скептицизм их только злит. Лучше соглашаться, подыгрывать, так всем проще.
— Я не собираюсь признавать то, чего нет и быть не может. Глупая, языческая, темная глушь. Нпонимаю, как такое может быть, кажется, Советский Союз всем образование дал. Сколько этой Маше лет? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Она должна была ходить в школу…
— Вот мы и пришли, — объявил Костя.
Дом как дом, старый и уродливый. Забор поломан, лишь редкие штакетины торчали в разные стороны, как гнилые зубы. Столбы и поперечины перекосило, калитка — крест на крест сколоченные доски.
Первый этаж таращился на них квартетом слепых оконных глазниц. Крохотная мансарда второго этажа потемнела, пустая рама зияла чернотой. Ступени на крыльце провалились, крыша того и гляди норовила съехать на бок.
— Вот оно, Димыч, твоё наследство, — Максим язвительно подтолкнул брата вперед. — Вступай во владение.
— Погоди, — Костя предупреждающе поднял руку. — Я сначала проверю сам, а то вдруг пол обрушится…
Он запрыгнул на крыльцо, покачался на досках, толкнул дверь — она оказалась заперта.
— Постучи, — посоветовал Максим. — Может маленький нытик дома.
Костя весело забарабанил в дверь:
— Эй, Седлечко, открывай, дело есть. Говорят, ты плохо себя ведешь, соседям мешаешь. Я тебе воспитателя привел. Поверь моему опыту, с ним лучше не связываться, так что давай убирайся из деревни подобру-поздорову.
В ответ на громкий стук, Чагрик звонко тявкнул.
Костя достал из кармана связку ключей.
Внутри всё пропахло сырым деревом и пылью. Максим с Костей осмотрели две длинные узкие комнаты первого этажа, слазили на второй. Из мебели на весь дом: несколько кособоких шкафов, топчан за печкой, пара продавленных кресел с высокими спинками, квадратный стол и четыре табурета. На верху — свалка: тряпьё, удочки, лыжи, ведра, коробки с журналами и прочее барахло.
— Нет здесь никакого домового, — с видом знатока заявил Костя. — Бардак жуткий.
— Так он же ребёнок и убираться, не приучен, — продолжал иронизировать Максим, отворяя по очереди все шкафы и брезгливо разглядывая скудные остатки хозяйского скарба.
Осторожно взяв двумя пальцами деревянный половник, он показал его брату:
— Раньше вот такой штукой старший имел право младших по лбу лупить. Возьму себе — пригодится.
— Не трогай, — Костя забрал половник и положил на стол. — Тут всё Димкино. Попросишь потом у него, может, подарит.
В дом Дима не пошел, остался с Чагриком возле крыльца. Собака сначала крутилась возле ног, затем, жизнерадостно виляя хвостом, побежала в сад за домом, Димка побрёл за ней.
Миг, и больше нет серости и разрухи. Повсюду море цветов и успокаивающей зелени. Сотни фиолетовых свечек люпинов, охапки малиновых и белых флоксов, оранжево-красные чашки лилейника, названия многих из них Дима даже не знал. Цветы поражали буйной пестротой и кружили голову волшебными ароматами.
Садовая дорожка уже давно заросла, поэтому он шел, аккуратно раздвигая стебли, чтобы не повредить растения. Возле каркаса теплицы, где высилась густая трава, он остановился, и ничуть не колеблясь, с упоением нырнул в её ласковые объятия.
Там, где небо сходится с землей, прядут бабы тонкими нитями серебристые облака, веют ветры оттуда полуденные, шелестом листьев судьбу предсказывают. За молочной рекой, сочится прямо из камня вода живительная, может она жизнь подарить, а может и забрать. Знают об этом лишь черные вороны, да и те никому не поведают.