Через разбитое окно в дом проник сухой летний воздух и солнечный свет. Чтобы окончательно не перепачкать брюки, Максим примостился на краешке кресла, проклиная деревню, местных жителей и весь этот сумасшедший день, который никак не вписывался в его привычную систему миропонимания.
— Когда Димка вернется, — снисходительно подумал он. — Я ему ничего не скажу. Всё-таки парень тоже стал жертвой стечения обстоятельств. Может, у него солнечный удар случился или кислородное отравление. Что с него взять? Организм ослаблен ежедневной подготовкой к ЕГЭ, а психика травмирована ночной виртуальной жизнью.
Из-под буфета послышалось легкое, ненавязчивое шуршание. В первый момент Максим не обратил на звук внимания, но когда до него донесся пронзительный писк, он в мгновение ока взлетел на близстоящий табурет и замер. Мышь то ли пробежала от шкафа под лавку, то ли Максиму это показалось, но он схватил со стола половник, и собрался уже запустить им в обнаглевшее животное, как табурет под ногами зашатался, хрустнул и Максим с грохотом рухнул на пол.
Упал он не очень больно, но неожиданно, так что несколько мгновений ещё приходил в себя. Табурет разлетелся по комнате, ручка половника обломилась, а из-под лавки на него таращился маленький серый комочек. Максим швырнул в него обломанную деревяшку, и тут, наверху, на втором этаже, кто-то шумно завозился, затопал.
— Вот он где, — мелькнуло у Максима в голове. — Мы его по всей округе ищем, а он в доме прячется.
Максим взбежал по лестнице, распахнул маленькую, не больше его роста дверь. В комнате кроме свисающих с потолка пауков никого не было. Шаги побежали по лестнице вниз, он услышал отдаленный смех. Кто-то зашумел на первом этаже.
В ярости подхватив попавшееся под руку весло, старший брат Жуков, не чувствуя ног, скатился по ступеням и приготовился изгнать домового немедленно.
— Пошел вон! — выкрикнул он, врываясь в комнату, где всего пять минут назад он пытался разделаться с мышью.
— Ого! — Костя удивленно посмотрел на разъяренного брата. — Ты это с кем так?
Позади него стояла не менее озадаченная Маша.
Старший бросил весло, отряхнулся, пригладил волосы:
— Да, мышь тут одна наглая… Уселась под лавкой и смотрит…
— Понятно, — Костя оглядел разбитое окно, пол усеянный обломками, заглянул под лавку, и, заметив сломанный половник, поднял его. — Пытался ударить мышь половником по лбу?
— Так-так, парень, вижу, ты за поганца принялся, — хмыкнула Маша. — Да не с того конца взялся.
— Вы что подумали, что я с домовым тут в салки играю? — не очень естественно возмутился Максим. — Если хотите знать, мне все эти ваши сказки про какое-то там Седлечко…
— Заткнись, — зашептала Маша, пихая здоровущий кулак ему под нос. — Об этом не здесь. Сейчас главное найти вашего брата. Очень плохо, что он исчез вот так… Тут может всякое произойти, тем более с ребенком. Полудницы они такие, только зазевайся, сразу цап и нет дитя.
— Я даже не хочу знать кто они такие, — Максим демонстративно закрыл уши ладонями.
— Да, это лишнее, — согласился Костя. — Димка уже не ребенок.
— Сейчас, когда в деревне детей совсем не осталось, они охочи до любого молодняка.
— Как это не осталось? — не удержался Максим. — Они в меня тут камнями бросались, стекло разбили.
— А ты их видел? — Маша прищурилась, полные щёки зарумянились.
— Только одну девчонку с золотистыми волосами в белом сарафане, но она убежала. Однако это не помешало другим, тем, что в кустах сидели, устроить веселенький обстрел.
— Девчонка? Так, ты видать плохо её разглядел… Но то, что она сюда приходила — это хороший знак. Значит где-то здесь ваш мальчик, во дворе. Я ж говорю, в такую жару они как мухи на невинных слетаются. Никаких прочих детей в деревне нет. Запомни.
— Но… — попытался возразить Максим, однако Машин кулак снова вырос у него перед глазами.
Он развел руками и покачал головой, показывая, что готов смириться с чем угодно:
— Да хоть гномы.
— Какие гномы? Что ты городишь? Не бывает таких в природе. Это ваши городские выдумки. Кикиморы — были, так ведь и их уже почти не осталось. У Степана живет одна, да и та покладистая и приветливая с годами стала. Целыми днями на печке сидит, что-то вяжет, а как закончит, распускает сразу. По хозяйству не помогает, но и не мешает, ночами не колобродит, посуду не бьет, дверями не хлопает. Степан к ней привык. Говорит, есть хоть о ком заботиться. Жены то у него никогда не было, только невеста, так давно это было. Помню…
— Вы меня, конечно, извините, — перебил её Костя. — Но нам Диму нужно искать, а не о кикиморах беседовать.
В этот момент со двора раздался жалобный визг.
— Чагрик! — всплеснула руками Маша, и с удивительной для такого тучного тела прытью, побежала на улицу, причитая. — Где ты, где, мой мальчик? Опять тебя этот кровопивец укусил. Что ж за чучело такое изуверское.
Братья последовали за ней.
— У неё точно крыша поехала, — шепнул Максим Косте. — Меня от её энергетики прямо-таки в дрожь бросает.
— Ох, ты маленький, бедненький, — приговаривала Маша, сворачивая за дом, но увидев среди цветника своего поскуливающего пёсика, строго закричала: — Поделом тебе! Нечего шляться по чужим садам. Я тебя кормлю, а ты невесть к кому прилипнуть норовишь!
— Точно! — воскликнул озаренный светлой мыслью Костя. — Он же за Димкой всё хвостом ходил. Значит, и искать нужно в саду.
— Да? — недоверчиво покосилась на него женщина. — Вообще-то всё сходится. И собака при нем, и Полудница сюда приходила.
Димку нашел Максим. Мальчик лежал, раскинувшись в траве, и безмятежно спал.
— Отнесу его в дом, — сказал Костя, когда они все налюбовались на блаженное лицо спящего.
— Стой! — Маша опять засуетилась. — Его трогать нельзя. Нет, нет, ни в коем случае.
— Почему? — удивился Костя. — Положу на кровать, пусть поспит нормально.
— И не думай, тронешь — с парнем что угодно может случиться. Посмотри, как трава оплела ему ноги. Видишь вьюны на руках? Он растет. Тронешь, и корни повредятся, а вместе с ними и частичка души в земле останется.
Максим истошно взвыл и схватился за голову:
— Да что же это такое? Перестаньте нами командовать и навязывать всякие глупые суеверия. У вас в деревне свои обычаи, я всё понимаю, но мы к этому не имеем никакого отношения. Я сегодня столько бреда наслушался, сколько за всю жизнь не слышал.
— Цыц! — рявкнула Маша. — Что ты можешь знать? Ты же как ребенок, пропавший в лесу и выкормленный зверями. Тебе словно не понятен язык человеческий, ты не ведаешь каково носить одежду, кушать ложкой, покрываться одеялом. Говоришь, брешу? Боле тыщи лет наш народ на земле этой обитает, любит, холит, бережет, весь характер её непростой понимает. Все создания божьи, будь то люди или существа иного вида, нашли себе местечко на ней, научились вместе жить, видеть, слышать, чувствовать друг друга. Может ли сравниться твоё скудное знание со знанием предков наших? Неужто думаешь, дурные они были, несообразительные? Слыхала я, в городе какой-то Интернет водится, сама ж не видала никогда, но в клевете никого не винила. Должны ж быть у городских свои пенаты.
— С меня хватит, — Максим схватил Костю за локоть. — Идём, пока я окончательно с катушек не слетел. Дорогу узнаем и за Димкой на машине вернемся.
Костя с тревогой посмотрел на то, как женщина горой нависла над младшим братом и принялась что-то сосредоточенно чертить пальцем у него на лбу. Маша его тоже пугала.
— Нет, на разведку пойду я, а ты оставайся, — Костя многозначительно мотнул головой в сторону женщины.
Маша выпрямилась:
— Что ж, мальчика нашли. В этом я вам помогла. Но насчет дороги и остального условия остаются прежними. Передумаете, знаете, где меня искать. Только в дверь громко не долбите, Вазила спать лег.
С этими словами, плавно покачиваясь из стороны в сторону, она проплыла мимо Жуковых.
— У меня идея, — сказал Максим, дождавшись пока она уйдет. — Ты, как договорились, пойдешь искать выезд отсюда, а я пока к соседям загляну. Думаю, если они так недовольны нашим приездом, то с радостью посодействуют и скорейшему отъезду.
— Оставляем здесь? — осторожно спросил Костя, косясь на Димку.
— Пускай, — согласился Максим. — В доме хуже.