— Если ты сейчас уйдешь, пожалеешь, — сказал он злым голосом.
— Просто я не могу. Не сегодня. Извини.
И ушла, оставив его на темной тропинке.
Вернувшись в сад, Кэсси прокралась вдоль стены дома, и… все изменилось навсегда. Теперь Джейк в тюрьме, а отец — в больнице и, возможно, тоже отправится за решетку, если очухается. И Аарон бросил ее. Это было так ужасно, что у нее перехватило дыхание. Ведь их роман длился целых полгода — дольше, чем кто-либо предполагал! Наверное, все можно вернуть. Только надо доказать, что отец невиновен.
Оставался ли Аарон в лесу перед тем, как Карен начала кричать? Кэсси пробиралась к дому, продиралась сквозь кусты, которые росли возле забора, шарахалась от пауков… Потом она плакала. Но когда же Карен закричала? Кэсси не могла вспомнить, в голове у нее все перемешалось.
Дверь открылась, и из кабинета мисс Холл вышла не мать, а Билл. И хотя Кэсси знала его всего несколько дней и ей было странно, что он живет у них дома в отсутствие отца, этот человек удивительным образом успокаивал ее одним своим видом. Рядом с ним она чувствовала себя так, будто в морозный день пришла домой к горящему камину, мультикам и заботливо приготовленной еде. Раньше она чувствовала себя именно так с мамой.
— Привет, все в порядке, — сказал Билл, и Кэсси зарыдала.
Глава двадцать вторая
— Как она? — спросила я.
Пока я была в полиции, Кэсси, вернувшись с Биллом домой, сразу же поднялась к себе и с тех пор не спускалась. На мои вопросы она не отвечала. Бенджи, уставший после учебы, заснул. Билл накормил детей ужином и теперь мыл посуду. Таких мужчин просто не бывает на свете!
— Не могу сказать. Но в школу ей, наверное, сейчас возвращаться не стоит.
— А экзамены? Боже, ну почему бы хоть чему-то не идти как надо?
Билл посмотрел на меня:
— А ты куда ездила сегодня?
Меня ужалил стыд. Я знала, что он обо мне подумает, если я скажу, что ездила в полицию и предала Карен. Но я должна была это сделать, у меня не было другого выхода.
— В больницу. Спасибо, что забрал Кэсс. Спасибо за все, что ты делаешь. Без тебя я бы не справилась.
Он опустил голову:
— Эли, видимо, завтра я уеду.
Меня захлестнула паника.
— Что?! Почему?
Он помолчал, глядя мимо меня на раковину.
— Думаю, ты понимаешь почему. Слишком тяжело после всех этих лет…
Билл, Билл… Помню, как он провожал меня домой, когда я выпила слишком много в «Кингз Армз», уложил в постель, и я проснулась в шесть утра, обнаружив рядом с кроватью мусорную корзину и стакан воды.
Билл, поймавший рыбу прямо с лодки… Билл, складывающий скатерть на столе… Когда случилось худшее и нас смыло огромной волной, а затем выбросило на незнакомый берег, Билл был так же стоек, как надежный маяк.
В пору нашей студенческой дружбы я размышляла, как это происходит. Как все начинается с разговоров о любимых группах и странах, где вы раньше бывали, о собранных скаутских значках. Как вы словно играете в гляделки, ожидая, кто первый двинется, чтобы наконец уйти. Восхитительное чувство!
Я слушала группы, которые Билл считал крутыми, например «Нирвану» и «Перл Джем». Однажды он нежно погладил мою ступню. Иногда мы даже засыпали рядышком, но большего между нами не случалось. Мы с девочками подозревали, что он — гей, потому что не знали, как еще объяснить поведение парня, который не метит тебя, как свою территорию.
Я могла бы подтолкнуть его, но не сделала этого. Наверное, я боялась потерять то, что начиналось у меня с Майком, — еще тонкое, непрочное, как паутинка. Но параллельно я боялась испортить происходящее между мной и Биллом. Мне казалось, что он видит, понимает меня настоящую, что я много значу для него, я желанна и он будет со мной, стоит только поманить. Ощущать это было так чудесно…
Теперь я разучилась играть в такие игры. Наши интимные отношения с Майком были четко расписаны, как движения в танце: по субботним утрам, после занятий в тренажерном зале, или по вечерам в пятницу, в предназначенное «только для мамы и папы» время. Так мы, полушутя, говорили о своей личной жизни детям. Однажды Майк, подмигнув мне, произнес это при десятилетней Кэсси, и та рассмеялась. Девочка все поняла, чем очень нас удивила.
— Билл, — позвала я и вдруг осознала, как редко называю его по имени. Оно звучало так официально.