— Ты хотел, чтобы между нами что-то произошло той ночью?
Он ответил, рисуя пальцем узоры на моем животе:
— Я никогда не верил в то, что это возможно. Ведь ты была с Майком. Но я видел их с Карен на балу…
— Боже, какая же я дура… — Из моей груди вырвался вздох сожаления.
— Нет, ты просто доверяла ему. Мне нужно было тебе рассказать?
— Не знаю. Наверное, я не стала бы слушать.
— Что ты теперь собираешься делать?
Этот вопрос включал в себя очень многое. В окно уже проникал серый свет летнего утра. Я давно не бодрствовала ночь напролет и теперь чувствовала себя уставшей, но вместе с тем молодой и беспечной.
— Понятия не имею. Мне нужно продолжать заботиться о детях.
Он откинулся на спину, а я, положив голову ему на грудь, словно это было многолетней привычкой, слушала стук его сердца.
— Все-таки есть в этом что-то… Правильно расставлять приоритеты, понимать, в чем твой долг… Мне сорок три. Ни жены, ни детей, ни работы…
При слове «жена» мое сердце забилось быстрее. Да, ведь Билл — холостяк. А я? Неужели я тоже теперь свободна? Но думать об этом не было сил.
Глава двадцать третья
— Мне очень жаль.
Сколько раз за последнюю неделю я слышала эту фразу. От полицейских, врачей, юристов… Но это всего лишь профессиональная вежливость. Ведь они постоянно видели, как жизни тех, кто свернул с прямого пути, разбиваются на кусочки о неприступные стены. На самом деле ни для кого не имело значения, очнется Майк или нет, отправится ли он в тюрьму за преступление, которого не совершал, или его оправдают. В любом случае они пойдут домой и лягут спать.
У врача, молодой женщины, говорившей со мной сегодня, были пирсинг в ухе, который Кэсси наверняка бы одобрила, и коротко подстриженные и аккуратно вычищенные ногти — признак практичности. Наблюдая, как она бегает туда-сюда, я испытывала легкую зависть. К этой уверенности в собственных навыках, в том, что можешь кому-то помочь, позволяющей твердой рукой отстранять гораздо более старших коллег, деловито втыкать пациентам трубки и иголки, проверять показатели на приборах и возвращать людям жизнь, делая массаж сердца. Ну почему мы не сориентировали Кэсси в направлении науки?! Отчего я позволила ей лениво ползти, уделяя больше времени макияжу, чем учебе?
— Миссис Моррис, вы слышите?
— Да-да, извините. Что вы сказали?
Совсем не хотелось, чтобы эта девочка плохо обо мне подумала.
— Его печень не восстанавливается. Вы понимаете, что это значит?
Я могла бы возмутиться, дескать я училась в Оксфорде! Однако действительно не понимала, к чему она клонит. Мой мозг отказывался воспринимать очередную негативную информацию.
— Вы имеете в виду, что ему не лучше?
— Лучше, но не настолько, насколько мы надеялись. Печень способна восстанавливаться после травмы, но в его случае поражение слишком обширное. Если улучшение не наступит в следующие несколько дней, мы вынуждены будем поставить его в очередь на трансплантацию.
Другими словами, нужно ждать, пока разрушится еще чья-то жизнь. Я вздрогнула при мысли о пока не произошедших авариях и несчастных случаях.
— Думаю, разумно взять образцы тканей у членов семьи. Донор может отдать небольшой фрагмент печени, который поможет восстановиться поврежденному органу. Вы вряд ли подойдете. А вашему сыну десять лет, верно? Маленький. Но дочь — возможный кандидат, ей ведь шестнадцать?
— Пятнадцать.
Шестнадцать Кэсси исполнится через несколько недель. Как же я устрою ей день рождения, когда такое творится?
Врач нахмурилась:
— Тоже слишком юна. Но если вы дадите согласие и она сама не будет против, это может сработать.
Разрезать Кэсси и взять у нее часть печени? Меня начало трясти.
— Что это значит? — Мой голос звучал гулко, как эхо. Так бывает, когда ты сильно пьян и словно слышишь себя со стороны.
— Это достаточно тяжелая операция. Очень ослабляет, и страшно, конечно. — Она будто перечисляла пункты заранее составленного списка. — Поговорите с дочерью об этом. Но если она не согласится, придется ждать анонимного донора.
Я не знала, что сказать. Как я могла просить у Кэсси разрешения разрезать ее тело и взять оттуда кусок органа? Да заслужил ли такое Майк? Я кивнула, и врач, улыбнувшись мне усталой напускной улыбкой, вышла.
Да, я согласилась поговорить с Кэсси, но это вовсе не значит, что я обязана это сделать. Я ее мать, а она — несовершеннолетняя. Я просто не дам согласия и даже не скажу ей, что есть такой вариант.