Там лежат малюсенькие ножницы из маникюрного набора, которые как-то пережили геноцид острых предметов. Может, мама решила, что они слишком маленькие, чтобы нанести какой-то вред.
Острые концы загибаются, почти такие же тонкие, как иголки. Думаю, они должны повторять форму ногтей. Кончики совсем узкие, ими можно сделать крошечный надрез, только чтобы снять напряжение. Крови почти не будет. И она очень быстро остановится.
Прежде мне никогда не хотелось пользоваться ничем, кроме моих бритвенных лезвий, которые я чистила ватными шариками и спиртом. Но в понедельник я думала о том, чтобы порезаться зеркалом. А теперь не могу отвести взгляд от ножниц.
Я хочу сказать, сегодня особая ночь, чрезвычайные обстоятельства. Может, мне стоит порезаться, чтобы успокоиться. В конце концов, я уже наказана, какая разница?
Нет. Одно дело — наказание за прогул и побег (если меня поймают). И совсем другое — за нарушение трехмесячного договора. Я насилу отвожу трясущиеся руки в стороны, хватаюсь за края раковины. Если буду держаться, не смогу дотянуться до ножниц. Но меня так трясет, что пальцы соскальзывают с гладкой поверхности. Я выхожу из ванной, не закрыв шкафчик, потому что боюсь слишком сильно хлопнуть дверцей и разбить ее (появится еще больше острых предметов).
Что, если все пойдет не так? Что, если завтрашняя демонстрация обернется катастрофой такого масштаба, что попадет в мое личное дело и повлияет на поступление в университет в следующем году? Что, если Кайл не пустит нас на порог? Что, если Тесс будет там с другой девушкой, у которой не диагностировали тревожность и ОКР, которая не будет портить отношения и стесняться раздеваться при свете?
Я трясу головой. Вчера я поцеловала Тесс. Черт, о чем я думала? Но все же вчера мне было так хорошо, что я поцеловала Тесс. Вчера я была готова опередить мальчиков и сесть за наш столик. Мне нужно чувствовать себя так же, как вчера.
Только сегодня. И завтра. Вот и все. Я так и планировала, верно? За этим они мне и нужны. Это лучше, чем порезы. Правда ведь? И формально они не запрещены (ну конечно запрещены, просто не предусмотрены нашим трехмесячным договором).
Я роюсь в рюкзаке, пока не нахожу пакетик, который мне дал Хайрам. Я вытряхиваю красную таблетку — дневную, хотя снаружи уже темно, — и кладу ее под язык. Я не хочу возвращаться в ванную за водой, так что рассасываю таблетку, как конфету, чтобы она смягчилась и уменьшилась. Вкус такой мерзкий, что я давлюсь, но в конце концов проглатываю.
Я слежу за часами и, когда приходит время, на цыпочках спускаюсь по лестнице. За руль садиться не буду, потому что родители точно услышат, как открывается гараж. Майя сказала, что одолжит мамину машину. Сказала, что отключит фары и подождет за углом, чтобы мама с папой ее не увидели.
Я открываю заднюю дверь, которая возле кухонной раковины, осторожно, чтобы не хлопнуть. На цыпочках бегу за угол. Майя поджидает меня в условленном месте. Распахиваю пассажирскую дверь:
— Отличная идея! Встретиться за углом, я хочу сказать.
Майя пожимает плечами:
— Майк так делал, когда подвозил меня домой после свидания. Если я не хотела, чтобы нас видела мама.
Черт! Не надо было говорить, что это отличная идея. Я не собиралась отвешивать комплимент Майку. О чем я думала? Почему не могла просто промолчать? Почему нельзя было просто поздороваться, как любой нормальный человек? Отметить ее классный прикид. Спросить, как она. Сказать что угодно, но нормальное.
Я делаю глубокий вдох и засовываю руки под бедра. Нужно только подождать, говорю я себе, и появится ложное ощущение уверенности.
Нужно потерпеть еще совсем немножко.
МАЙЯ
Дом Кайла — до нашего похода к Хайраму — я описала бы как самый шикарный из всех, где я бывала. Он стоит на холме с видом на залив, пусть и не таким классным, как у Хайрама. Подъездная аллея длинная, и я оставляю мамину машину — она с радостью одолжила мне ее на вечер — прямо на улице, потому что по обе стороны дорожки уже припарковано несколько машин. Посреди аллеи стоят ворота, но цифрового замка, как у Хайрама, не видно. Подниматься к дому нужно далеко в гору, и, думаю, если бы я не нервничала, мы с Джуни посмеялись бы над тем, что мы совсем не в форме, так пыхтим и кряхтим.
Майк любит бегать вверх и вниз по подъездной аллее. Я садилась на траву с краю, потому что родители Кайла из тех, у кого даже в калифорнийскую засуху газон зеленый и аккуратно подстриженный, и подбадривала его. Мне нравилось думать, что это помогает, но если взглянуть правде в глаза, Майк бегал бы тут вне зависимости от моего присутствия. Если не я, наверное, его подбадривала бы какая-нибудь другая девушка, например Ева Меркадо, десятиклассница, которая всегда была в него влюблена. Но я никогда не ревновала к Еве. Майк всегда говорил, что ему нужна только я, цитируя старую любовную песню.