Их не стало, его верных товарищей, его первых друзей, их не стало…
Но память снова вернула их ему. Они встали рядом. Убитые, но живее самых живых, живущих где-то совсем недалеко и бесконечно далеких. Они встали рядом, и их юные лица были добры и открыты. «Ты что, парень? — спрашивали друзья. — Ты что это болеть вздумал? Нам некогда болеть, нам нельзя болеть, у нас дел вон сколько…»
Ему было худо, дышать было нечем, но в изголовье стояли друзья.
В один из тех дней, когда жизнь начала отмерять ему свой паек не часами, а уже минутами, пришла к нему ясность, легко стало дышать, и он сумел приподнять голову. И позвал:
— Боря! Левка!
Еще миг назад они плыли по Каме, а громадный диск солнца катился по реке перед ними и совсем близко от них. Казалось, стоит только налечь на весла — и можно будет догнать этот красный, маревом подернутый диск. Догнать и обогнать, заглянуть за его край.
— А что там — за краем солнца? — спросил он громко.
Была ночь, но в качалке сидела Клавдия Павловна.
— За краем солнца? — переспросила она.
— Да. Рано утром… когда плывешь по реке… и вдруг солнце… — Он хотел все объяснить Клавдии Павловне, рассказать ей про Каму, про его друзей, но он очень устал и понял, что не сможет всего рассказать, и умолк.
— А за краем, — сказала Клавдия Павловна, — новый день, Леня. — Она тихонько окликнула: — Сергей Сергеевич, фонарь! Нет, лучше сбегайте к автомату, позвоните.
— Бегу, бегу! — с готовностью отозвался из-за стены Сергей Сергеевич.
Он побежал, было слышно, как захлопали двери, как ступил он в лужу своей большущей ногой, значит, дождь шел, и стал сразу слышен этот дождь, как вдруг начинает тикать ночью будильник, который до этого не был слышен.
А Клавдия Павловна заговорила, заговорила весело, принялась рассказывать какую-то свою сказочку. И все время мелькало в ее рассказе его имя: «Знаете, Леня… Вы меня слышите, Леня?.. Леня… Леня… Леня…»
Вскоре появился в комнате Осип Иванович. От него пахло дождем. Его руки были строже, чем обычно, торопливее.
— Ну, с чего это вам не спится, Леня? Не вздумали ли на ножки встать, Леня?
— Леня, он у нас такой, — сказала Клавдия Павловна.
Леня… Леня… Леня… Они ухватились за его имя, они без его имени просто не могли обойтись.
Пришла Любовь Марковна с металлической посудиной, в которой варила-кипятила свой шприц.
— Ну-с, Леня, лицом к стенке! — скомандовала она.
Поворачиваясь, он увидел остановившийся на нем взгляд Клавдии Павловны. Глаза ее те остались в его глазах. Вот и сейчас они встали в его глазах, пожили там недолго и отодвинулись, отплыли и стали смотреть на него, то приближаясь, то отдаляясь, как огоньки в ночи, — два светящихся огня на всю его потом жизнь.
Клавдия Павловна посмотрела на него своими широко распахнутыми глазами и ушла, и Осип Иванович и сестра милосердия в четыре руки занялись им. У Любови Марковны тоже были на этот раз какие-то потвердевшие и очень торопящиеся руки…
Он очнулся на своей скамье в скверике перед домом-великаном. Очнулся потому, что на него изо всей мочи лаяла кудлатая желтоглазая собачонка. Она была на поводке и прямо рвалась с поводка, задохнуться была готова, лишь бы только ухватить его, укусить.
— Тебе чего? — спросил Леонид Викторович, дивясь такой злобе.
Он любил собак, у него у самого вот уже сколько лет была собака, и он умел с ними разговаривать. Собаки — как дети, они не терпят снисходительного тона, они и угодничества не выносят. Их, конечно, можно запугать, но не стоит этого делать. Лучше всего заговорить с ними дружески, попытаться выяснить отношения, не начиная войны.
— Может, это твоя скамья? — спросил он.
Собаку на поводке держала девочка лет тринадцати, красивая, уже вытянувшаяся, с независимым, даже, жаль, заносчивым личиком. Была она одета во всякие заграничные занятные вещицы, вся замшевая была, если не считать русой косицы, которую она перекинула на грудь.
— Да, это наша скамейка, — сказала девочка.
— Вся? И присесть нельзя никому?
Она внимательно глянула на него, решая, как ответить. А собачка надрывалась в лае и задыхалась, натягивая поводок.
— Я подумала, что вы пьяный, — сказала она. — Или спите. Мы с Джоем не любим пьяных.