— Садись, Андрей, чай станем пить, — сказала Ира. — Вина налить? Сладенького?
— Нет, после коньяка, водки голова утром расколется, если еще вина добавить.
— И мне — нет, — сказал Рогов, сам себе изумляясь.
— А я бы выпила, — сказала Айкануш. — Мужчины у нас пьяноватые, надо подравняться.
Не было перерыва в их общении почти в тридцать лет, не было разницы в их положении в жизни, — ровней они ему были.
— И я чуть выпью, — сказала Ира. — Андрей, помнишь, как чай зеленый наливают? Сперва чуть плесни в пиалу, потом вылей назад в чайник, а уж потом опять в пиалу. И под карамельки его пьют, вприкуску, под самые дешевенькие конфетки. Ты что, собираешься все архивы перерыть, чтобы доказать, что Таня твоя дочь?
Вот! Началось!
— Пускай, Петя, мотор. Камера! — сказал Лосев и стал на эту камеру работать, стал наливать из чайника в пиалу, а потом из пиалы в чайник, а затем назад в пиалу. Ловко у него получалось, дубля не потребуется.
— Отца в бумагах Нина не обозначила, — сказал Рогов. — Не захотела. Чего рыться, зачем?
— Вся ее комната увешана моими портретами, — сказал Лосев. — Зачем?
— Ну, ценила как режиссера. Киношница же.
— Петя, ты этот разговор прямо веди, — строго сказала Айкануш. — Документы одно, а сердцу не прикажешь.
— Айкануш! — вскинулся Лосев. — Ты должна все знать! Ты не можешь не знать! Скажи правду, Таня дочь мне или нет?
— Если отец, так должен знать об этом, а если не знаешь, так какая она тебе дочь?
— Ну, так случилось! Развела жизнь. Скажи, прошу тебя, дочь мне Таня или нет?
— Не знаю. Я ведь тогда тоже в больницу угодила. Нина лежала в Баку, я — в Ташкенте.
— А потом, потом?
— Зачем тебе это потом? — спросила Ира. — Потом тебя не стало, а Нина вернулась из больницы калекой. Больше года пробыла в Баку и вернулась на костылях.
— С ребенком?
— Не знаю. Я избегала тогда встречаться с ней. Стыдно мне было. Забыл почему?
— Не забыл.
— Нет, забыл. Помнил бы, была бы такая дрянь, как я, хоть в одном твоем фильме. А у тебя все чистенькие. Забыл. Только сейчас вспомнил. Сразу вместе — и меня и Макса.
— И Нины в его фильмах нет, — сказал Рогов. — Вычеркнул из памяти.
— Неправда! Есть Нина, она есть!
— Развеселая такая, с ямочками, быстроногая? Мы ту забыли, мы с палочкой помним.
— Ту я не знал.
— Об этом речь! А до палочки года два на костылях проходила. Соображаешь, легко ли в нашем городе, в сорокаградусную жару, гулять на костылях? Теперь дальше. Сообрази, если девочка твоя, то родилась она у Нины еще в больнице. Родилась у калеки. Костыли и ребенок на руках. Сообразил?
— Ну чего ты насел с этим словом? — сказала Ира. — Тут никто не сообразит.
— Как же, а ставит фильмы! Про жизнь людскую. Имеет премии. В таком случае должен соображать.
— Но почему она не написала, почему?! — выкрикнулось у Лосева.
— Бывают, встречаются гордые женщины, Андрей, — сказала Ира.
— Так ты же почти сразу женился, там, в Москве, — сказала Айкануш. — Я наводила справки. Актрису взял. А тут костыли.
— Я бы написала, она не написала, — сказала Ира. — А вот фотографии стала собирать. Как первый фильм твой вышел на экраны, так и начала. Я бы не стала собирать.
— Все же, скажите мне, я все равно дознаюсь, месяц тут проживу, а дознаюсь, — скажите, Нина из Баку вернулась с девочкой?
— Я этого не знаю, в больнице еще валялась, — сказала Айкануш и по-птичьему подняла сухонькие плечи, втянулась в черное платье.
— Я этого не знаю, — сказала Ира, смело выдерживая взгляд Лосева. — Говорю, стыдно мне было ей на глаза показываться. И не расспрашивала о ней. Тогда у нас столько было костылей этих, столько горя.
— Я этого не знаю, — сказал Рогов, крутя головой, нервно закидывая ее.
— Хорошо, сам узнаю! — Лосев поднялся, так резко поставив пиалу, что она опрокинулась, чай залил скатерть.
— Да ты не убегай, не спеши, — сказала Ира и снова налила в пиалу чай, протянула пиалу Лосеву. — Ну, узнаешь. Скажем, ты отец. А что такое отец — ведь этого ты не знаешь? А как дальше с Таней тебе быть, если ты отец, — про это ты знаешь? Что за жизнь у нее, как складывалась, какое здоровье? Ничего не знаешь.
— Все для себя, для себя старается! — вскрикнул Рогов. — Папочкой захотелось стать на старости лет! Как же, занятно! Взрослая дочь имеется! Миленькая! Славненькая! В случае чего, позаботится, чаек к постельке поднесет! А что эта дочь тяжко болела, — про это известно тебе?!