Чижов не ответил.
— А! Понял! — щербато просиял моложавый. — Нетерпеж взял, так? — Он оглянулся на висевшие на стене часы: скорчил недовольную мину. — Да, долгонько еще ждать. — Он вдруг заговорщически сощурился: — Есть выход! Есть тут одна…
И он потащил Чижова из очереди, прихватив с собой и еще какого-то мужичка, совсем невеликого росточка, с бойким, развеселым лицом.
Чижов и упираться не стал. У его нового знакомого рука оказалась железной. Чижов порешил, что как только выйдут из магазина, так он отцепит его руку. А пока он покорно шел вослед за моложавым. Тот сам подвел его к кассе, мол, плати за кулечки, а потом втроем они проследовали через стеклянные двери, и вся очередь-спираль проводила их глазами.
Сразу же у магазина Чижов прощаться раздумал, поскольку их еще видели из магазина, а он наперед знал, что от спутничков своих он без хоть какой-то там борьбы не отцепится. Ладно, он дал себя увлечь подальше от магазина, он покорно дошел до угла, где стеклянная стена кончалась. А вот на углу встал.
— Нет, друзья, — сказал он твердо. — Мне сегодня пить не с руки.
— Да разве мы пить собираемся? — Моложавый вовсе и не собирался его удерживать, разжал пальцы. — Бутылочку на троих — разве это пить? Да еще бабенке, у которой разживемся, надо будет накапать. Разве это пить?
— Все едино, — упорствовал Чижов. — Мне к двенадцати на родительское собрание. Хорошо ли, водкой будет разить?
— На родительское?! — радостно изумился моложавый. — В нашу вот школу? — Он махнул в сторону школы. — К двенадцати? В помещении библиотеки?
Чижов покивал его вопросам.
— Так ведь и меня вызывают.
— И меня, — сказал бойколицый мужичок, и круглые его блеклые глаза заблестели от смеха. — Вот втроем и закатимся.
— Удача! — подхватил моложавый. — Прямо удача! Один-то я, признаться, робел, а тут — приятель. Так как же после этого не выпить? По стопочке, а?
— Весь класс завоняем, — не сдавался Чижов. — Сами знаете, хоть наперсток выпей, а водкой от тебя уже разит.
— Там не класс, там помещение библиотеки, — деловито прикинул моложавый. — Заглядывал я туда, батареи проверяли. Все равно что зал. Сядем в уголочке, ну, кто нас станет обнюхивать. Пустое говоришь, сосед. Пошли!
— Пойдем! — подхватил бойкий мужичок. — Сядем в уголочке, пригнемся. — Он счастливой просиял улыбкой. — Как в детстве! В перышки поиграем. Перышки мы там не добудем, Витяй?
— Умок на замок! — рассмеялся моложавый, которого звали Витяем. — Да кто же нынче перышками пишет? Шариковые в ходу.
— Жаль, — угас бойкий. — А то бы как в детстве. — Он снова просиял. — Ну, в крестики-нолики сыграем.
— Там тебе дадут сыграть! — постращал Витяй. — Там с тебя за ребятишек спрос будет. У тебя, Сыр, сколько их?
— Трое у меня. Погодки. И все парни! — гордо распрямился бойкий мужичок, которого, оказывается, окрестили Сыром.
— Почему — Сыр? — спросил Чижов.
— Ну, Сырников, — пояснил Витяй. — Да и сыр на закуску любит. Это я его так нарек. Как приехал, как познакомились, вижу, что — Сыр и Сыр.
— А он — Витяй и Витяй, — подхватил Сыр.
— А почему — Витяй? — спросил Чижов.
— Так он же Виктором Викторовичем отрекомендовался. А какой он Виктор Викторович? Витяй он. И ходит как Витяй, и рукастый. Самый что ни на есть Витяй. — Сырников или, вернее, Сыр был весьма доволен своим объяснением. — А тебя как звать-величать? — осведомился он, наперед прищурившись, изготовившись творчески переосмыслить имя или фамилию нового приятеля.
— Чижов, Николай Андреевич, — распрямляясь, отрекомендовался Чижов. И не скороговоркой, а отчеканив. Так мы себя в отделе кадров представляем или в паспортном столе. Чтобы не спутали чего, записывая. Так и знакомимся, когда хотим, чтобы нас запомнили, не спутали бы имя-отчество.
— Чижов, Николай Андреевич, — уважительно повторил Сыр, а сам уже прищурился, прицелился, как бы половчей прозвать нового приятеля, как бы его подравнять к собственному своему положению, когда вот уже трое сыновей у него, а он — Сыр да Сыр. Но прищурился, прицелился, а смолчал. Может, из вежливости, — ведь и рюмки в честь знакомства еще не выпили, — а может, что скорее всего, просто еще не отыскалась у него для Чижова кличка. Это ведь не просто — наградить человека кличкой. Надо такую сыскать, чтобы прилипла, чтобы подошла, совпала с человеком, как шестеренка с шестеренкой.
Отлегло у Чижова. Он уже напрягся, ожидая, что его сейчас «Колькой» окликнут или «Чижом». Осточертело это ему. Ну, еще там, на старом месте, где с детства пошло, среди старых друзей, — ну, ладно. Так не до могилы ж. Здесь-то какой он «Чиж»? Кому это он тут «Чиж», — он, слесарь шестого разряда, отец двоих детей, проживающий с семьей в отдельной квартире? А взять жену, Машу, — она у себя на стройке с доски Почета не сходит, только фотографии меняют, когда выцветут, а так — без перерыва и сколько уже лет. Какая же она «Чижиха», кому она «Чижиха»? Нет, с этим покончено.