Ночь тянулась бесконечно. Никому не хотелось пить, иное всеми владело возбуждение. Все были в пути уже: и Денисов, и Птицин, и Леонид, который никуда не собирался лететь. Но и он, попав на аэродром, вслушиваясь в зычный голос дикторши, время от времени скликавшей каких-то граждан, чтобы они зарегистрировали билеты, он тоже чувствовал себя изготовившимся к полету. И мысленно прослеживал путь самолета, видел синий Каспий под крылом, желто-бурые пески Каракумов и белые домики Ашхабада, где можно очутиться уже сегодня, если самолет не заночует в Сталинграде или Баку.
Денисов был мрачен. Он страшно злился на Марьям, недоумевал, как это она сумела настоять на своем, и вот сидит он в аэропорту и ждет посадки, чтобы лететь в Ашхабад. Он молчал, но втихомолочку-то зло бранил себя за безволие, за мягкотелость. Иногда какое-нибудь досадливое слово вырывалось у него вслух. И вот, складывая эти вырвавшиеся за ночь слова, Леонид и услышал яростную речь, какую Денисов обрушивал сам на себя. А Птицин излучал счастье, ничуть не меньшее, чем Хаджи, едва заслышал тот гул самолетов.
Перед рассветом, когда ресторан закрыли, когда Денисов и Птицин взяли из камеры хранения чемоданы и, кажется, пришла пора Леониду с ними проститься, вдруг снова зазвучал зычный голос дикторши. «Граждане! — сказала она. — На четвертое октября на рейс Москва — Ашхабад имеются билеты. Желающие могут пройти к дежурному по аэропорту».
— Слыхал?! — Птицин уставился на Леонида, мальчишеской вдруг захваченный идеей. — Леня, летим с нами! Ну на недельку, на пяточек дней! Сергей Петрович, скажите веское слово!
«Граждане! — снова заговорила дикторша. — На четвертое октября…»
— А верно, Леня, летим с нами, — сказал Денисов, тоже поддаваясь мальчишескому этому порыву взять да и сотворить своими руками хоть крошечное чудо. — Деньги на билет у меня найдутся, а в Ашхабаде все оформим. Поживете там с недельку — и назад.
— И очень просто! — сказал Птицин и повернулся стремительно, отыскивая глазами, куда бежать за билетом. — Сергей Петрович, давайте деньги. Леня, паспорт с собой?
— А худсовет? — спросил Леонид и увидел синее море под крылом самолета.
— Вернетесь как раз к худсовету. — Денисов быстро достал деньги, начал отсчитывать сотню за сотней на подставленные Птициным ладони. — Верно, Леня, с вами повеселей будет. Верно…
Смотри-ка, Денисов чуть ли не упрашивал его лететь в Ашхабад. Что так?
— А там сейчас тепло-тепло! — заманивая, жмурился Птицин. — И дыни, дыни! Буде, Сергей Петрович. — Он прихлопнул деньги в ладонях. — Леня, за мной!
И они побежали — впереди Птицин, за ним Леонид, — отыскивая дежурного по аэропорту. И покуда бежали, покуда Птицин вызнавал дорогу, Леонид никак не мог собраться с мыслями, хотя и знал, что должен собраться с мыслями, что нельзя ему бездумно соглашаться на свой полет в Ашхабад.
Птицин нашел окошко дежурного и нетерпеливо махал отставшему Леониду.
— Давай, давай быстрей паспорт!
— Постой. — Леонид подошел к нему, взял за руку, отвел от окна.
— Ну! — поторопил его Птицин. — Что еще там?!
А мыслей не было.
— Да говори же, расхватают билеты.
— Слушай, Володя, я вот о чем хотел тебя спросить… Слушай, та армяночка, ну, ты знаешь, Лена… Скажи, она вышла замуж? Мне писали, что она выходит замуж…
— Ах вот ты о чем! — Птицин призадумался. — И от этого зависит, полетишь ты или нет?
— Пожалуй.
— Что ж, старик… — Птицин снова призадумался. — Что ж, очень мне хотелось, чтобы ты полетел с нами, но черт с тобою — не лети.
— Значит, вышла?
— Ага.
Не спеша вернулись они к Денисову — впереди Птицин, за ним Леонид.