Правда, пока что, кажется, жалоб не поступало со стороны жителей. Значит ли это, что нападения закончились? А как объяснить то, что случилось ночью? Или ночные гости предпочитают магов? Это вероятно. Тогда и винесово беспокойство объяснимо, если он пришел к такому же выводу.
Но мне не нравился такой вывод. Не знаю, почему, но не нравился. Было в нем что-то… сложное.
По дороге Тики все же получил от меня подзатыльник, когда решил оправиться на дерево.
–Терпи. Такой мороз на улице! Отморозишь хозяйство, детей не будет.
–Ну и что, - зло пробормотал он.
–Это тебе сейчас все равно. А потом вспомнишь.
–Вспомню, - пообещал он.
–Прекрати, пожалуйста, демонстрировать мне свой характер, - попросил я. - Это неприятно. И не улучшит наши отношения. И еще на будущее: хороший взрослый - не тот, который тебе все разрешает.
–А какой? - исподлобья глянул мальчишка.
Я замолчал, а он не стал добиваться ответа.
Я раздумывал о том, что был не совсем прав. Тики просто дулся. Или нет?
Он опять закрылся, да и я после недолгих колебаний сделал то же. Вечно мы друг от друга отгораживаемся. А потом удивляемся, что нас не понимают.
Я вдруг ощутил сильное беспокойство. Куда ушел Эмир, что мы не скоро увидимся? Нескоро - это как? В ближайшую среду он читает законы Лиги первому курсу! Или нет? Надо бы завтра сходить к деду и узнать подробности.
И, пожалуй, снять дурацкие защиты. Разве что чуть-чуть оставить, чтобы мысли окружающих в голову не лезли. Не буду повторять ошибок отца.
Хотя тут и ситуация другая, и участники другие. И голова у меня все равно будет болеть.
Ну и Мирэн с ней, в конце концов. Мне не привыкать.
Нет, но что он все-таки от меня прячет, этот уже не ребенок? В тринадцать лет все лукьяненковские мальчишки уже взрослые. А этот все играет. Да, чтобы воспитывать детей по системе старика Арбина, надо обладать нечеловеческой выдержкой!
Когда мы пришли, я решился для пробы снять защиты на один вечер, посмотреть, как выдержу.
Попробовал. Голова побаливает, но терпимо. Так, всего лишь заставляет забыть о невыносимой легкости бытия.
До полуночи мы читали разные книжки. Вернее, я читал разные, а Тики нашел у меня (как попал сюда эта книга?) "Лабиринт" и погрузился в него. Читал он медленно, но увлеченно.
Я с некоторым раздражением слушал редкие хихиканья. Что он в нем нашел? Впрочем, помнится, я поначалу тоже смеялся. Только быстро приелось.
Я считал удары гудящего колокола. Еще одиннадцать.
Тики захлопнул книжку и сказал:
–Неправильно это.
–Что именно? - оторвался я от любопытного описания местных трав. Летом надо будет сходить пособирать, и ребят привлечь. - Что неправильно?
Тики весь горел негодованием:
–Все неправильно! Что это он… врет все?
–Да где же врет? - не выдержал я и засмеялся.
–Ну… везде.
Я чувствовал, что слов подходящих ему не найти, но возмущение так его распирало, что вылезало невнятными звуками.
–Ладно, - сказал я и отобрал книгу.
–Так не бывает, что все так хорошо, - придумал, наконец, Тики.
–Почему нет? - не удивился я. Я и сам так думаю, если честно.
–Жизнь научила.
Я фыркнул.
–Жизни у тебя, милый, пока что не было, - сказал я ему. - Она у тебя впереди. И еще научит по полной программе.
Он отвернулся, обиженный, и подсел к камину разглядывать, как по клетке мечутся саламандры.
Огонь в камине и две свечи на столе - вот и все освещение. Света было достаточно, чтобы читать, а свечи придавали комнате уют, совсем не то, что резкий магический свет в Школе.
Ну, вот и двенадцать бьет. Пора идти.
Тики зевал. Ничего удивительного, в восемь мы с ним встали, да еще тренировка. Я сам держался на чистом энтузиазме. Кружилась голова, поташнивало. Когда резко приходилось поворачивать голову, перед глазами вспыхивал вихрь белых мушек. Впрочем, если идти ровно…
Мы оделись теплее: морозило. Из тупичка, в котором спряталась наша лачужка, вышли молча. Стояла удивительная зимняя тишина, прозрачная, наполняемая сухим хрустом снега, и этот издаваемый ногами звук казался частью тишины. Как будто мы вошли в огромный шар черного хрусталя, и в нем невозможны другие звуки, кроме хруста, и хруст есть сама тишина.
Фонарей на улицах не было. Однако и темно не было: лунный свет и белый снег подсвечивали глубокую черноту, делая ее синей. Иногда улицу резала желтая, как масло, полоса - приоткрытая дверь кабака или таверны. Через них мы быстро проходили, возвращаясь в агатово-опаловый мир, во власть призраков и наваждений, белесых, мерцающих, загадочных.
Я так видел. Когда мы отошли достаточно далеко от дома и я снял защиты, как одежду, до последней, то ощутил иное - Тикино: черные резкие тени, в которых притаились еще более черные, в любой момент готовые выпрыгнуть и схватить, напряженно ждущие, когда он приблизится, ослабит внимание и отвернется, тогда они как выскочат!, вцепятся, начнут рвать зубами и длинными когтями. И шел Тики напряженно, прижимая голову к плечам, не оглядываясь, как будто, если он не будет видеть угрожающих ему тварей, они его тоже не увидят.
Я осторожно положил ему руку на плечо, но он все равно вздрогнул.
–Убери защиты, - посоветовал я. - Ты почувствуешь опасность, когда она будет далеко, и успеешь отреагировать обдуманно.
Он только замотал головой. Ладно, мое дело предложить.
В этот раз на нас ничего не напало. Мы вернулись замерзшие, я загнал Тики в кресло перед камином, чтобы он отогрел ноги, перед тем как идти в кровать. Он там и уснул.
Я сидел рядом и пил крепчайший чай Не помогало.
Держался я чудом, чуть не спал на хо… сидя.
Когда я в очередной раз очнулся оттого, что моя голова дернулась, падая на грудь, я понял, что следующим разом я упаду сам, но не проснусь.
Тогда я встал, призвав все возможные доводы разных областей моей нравственной деятельности, вроде совести, воли, чувства долга и им подобных, с некоторым трудом поднял Тики (скоро дорастет до меня!) и унес его в спальню.
Пора обдумать вопрос размещения, посетила меня светлая мысль: ученик спит в кровати, в то время как его учитель, и не только его, между прочим, вынужден проводить свои редкие часы сна на диване без простыней! То ли поставить вторую кровать, то ли отправить Тики домой, то ли превратить диван в нормальное, достойное меня ложе.