В один день отец запретил мне выходить из дома, а к обеду меня и старшую сестру закрыл в погребе. Не успел я свыкнуться с темнотой, как вокруг задрожала и посыпалась земля, наверху что-то долго трещало и лопалось. Мы не знали, сколько прошло времени, когда отец вытащил нас из погреба. На дворе вечерело. В доме за столом сидели три солдата в поношенных шинелях и торопливо пили чай. Мать хлопотала возле самовара. Я удивился смелости отца — он запросто, как равный, подсел к солдатам и заговорил по-русски. Много военных перебывало в нашем доме — и валидовцы, и дутовцы, и колчаковцы, — и отец при них всегда бледнел, ходил как-то боком, почти не разговаривал. А тут заулыбался, кивал головой, соглашаясь со словами русских солдат. Один из них, разглядев меня, протянул мне сухари и сказал:
— На, братишка, погрызи!
Обсасывая ароматные сухари, я заметил в углу винтовки и сабли, а рядом на скамейке шапки с красными лентами. «Это же красные! Те самые, что воюют за народную власть», — догадался я.
Напившись чаю, солдаты наскоро почистили винтовки и, как только где-то в деревне заиграла труба, быстро поднялись и, громко стуча ботинками, выбежали во двор. Отец и мать выскочили за ними следом.
Никакая сила не смогла бы удержать меня дома. Мигом я оказался во дворе и увидел, что Карауз, размахивая хвостом и радостно скуля, бросается на грудь солдату, который дал мне сухари. Он опустился на колено и, обняв собаку одной рукой, другой гладил ее, приговаривая:
— Караул, Караул мой! Нашелся!
Черномордый положил лапы на плечи солдата и обнюхивал его шинель, винтовку и даже патронташ на поясе. Видно, это был его хозяин, но теперь он пахнул по-другому, и собака старалась привыкнуть к его новым запахам. Солдат бросил под навес кнут и что-то крикнул по-русски. Карауз тут же метнулся за кнутом и принес его в зубах прежнему хозяину. Солдат встал и тыльной стороной ладони вытер глаза — он, наверно, расчувствовался до слез. Потом он вскочил на лошадь и что-то сказал отцу. Отец кивал, хлопал солдата по спине, — наверно, обещал вернуть Карауза, когда кончится война. Пожав на прощанье отцу руку, солдат торопливо выехал за ворота и пустил лошадь вскачь.
Я выбежал на улицу и увидел, как в середине села конные красные выстраивались в ряд. Еще раз звонко запела труба, раздались по-русски слова команды, и всадники поскакали к большаку за командиром, который держал в руках красный флаг. Вдруг я услышал, как мои сверстники, ползая по лугу, стали кричать:
— Нашел!
— Я две!
— У меня уже пять!
Подбежав к ним, я понял в чем дело: они, оказывается, искали в траве винтовочные гильзы. Мне тоже удалось найти три штуки. Я решил их спрятать во дворе под навесом, где хранил все свои игрушки. Это местечко я облюбовал неспроста — здесь была конура Карауза, который, конечно, никакому мальчишке не позволил бы лишить меня моих сокровищ.
Когда я, радуясь находке, залез под навес, то увидел, что Карауза не было на месте. Я стал его звать, но он не появлялся.
— Не Карауз, а Караул, — раздался за спиной голос отца. — Собаку зовут Караулом — так мне ее хозяин сказал. Тот самый солдат, что угостил тебя сухарями.
— Хорошо — пусть Караул. Где он сейчас?
Отец развел руками. Не нашел я собаку и на улице.
Мне не хотелось спать. В голову лезли всякие догадки насчет исчезновения собаки.
— Перестань ворочаться, — проворчал отец. — Может быть, вернется еще наш Караул.
— Папа, что такое караул?
Отец досадливо вздохнул. Видно, ему хотелось спать.
— Караул у русских — это значит что-нибудь охранять. И еще русские кричат «караул», когда зовут на помощь, если их грабят. Собаку не зря так назвали — хорошая кличка.
Весь следующий день я провел за воротами — ждал Караула. Не пришел он и через два, и через три дня. Так в напрасном ожидании прошла целая неделя. Потом другая… Мы с отцом часто вспоминали разные приключения, связанные с Караулом. О двух из них говорила вся деревня.
Как-то ранней осенью мы с отцом заготавливали дрова в Суванкуловском лесу. Там я наткнулся на большой развороченный муравейник и подумал, кому это помешали безобидные крошечные трудяги. Спросил об этом отца.
— Это дело косолапого — не иначе. Перед зимней спячкой жир накапливает.
К нам подбежал черномордый и, обнюхав муравейник, скрылся в чаще. Мы сначала не обратили на него внимания, но когда из глубины леса донесся его лай и медвежий рев, все поняли. Отец схватил топор и побежал, крича: