— Ну, давай еще по махонькой. Ха! Ух ты, крепкая, стерва! А условий нет. Впереди — парты, сзади — доска, дети не слушаются. А в район — сигналы, будто бы Кызмитдинов… Понимаешь, свояк. Ты в министерстве бываешь, не ляпни чего лишнего. Я это говорю тебе, потому что ты мой свояк. Ну, своячок, как там моя свояченица поживает?
Перевод А. Козлова.
ПОЧЕМУ ЛЕВ ТОЛСТОЙ ПИСАЛ МНОГО?
Два писателя сидят за столиком в одном заведении и беседуют о проблемах литературы.
— Послушай, дорогой, — говорит тот, что с дискантом. — Чего ты по мелочам разбрасываешься? Рассказиками да повестями балуешься. Написал бы что-нибудь эдакое… Эпохальное.
— Что поделаешь, старина, — отвечает баритоном другой. — Время! Время сковывает…
— Да-а-а… Время — деньги, дружище…
— А вот почему Лев Толстой писал много? У него что, в сутках по сорок восемь часов было?
— Э-э-э, не чета он нам, старина. Время Лев ценил. Вот хотя бы на то внимание обрати, что он не брился. А мы? Чуть глаза протер — и за бритву. Ты засекал, сколько на бритье времени уходит? Целых полчаса. Тридцать минут!
— Да-а-а… Над этим стоит задуматься. Если бы Лев Толстой брился ежедневно, возможно бы и написал столько же, сколько и мы. А?
Оба писателя вперились друг в друга, будто бы открыли великую тайну, распахнувшую перед ними блестящее будущее. Достав авторучки, со скоростью ЭВМ подсчитали время, которое так безжалостно отнимает у них бритье за месяц, год, за тридцать и даже за пятьдесят лет. Это была колоссальная сумма!
— Вот тебе и полчаса, — глухо сказал дискант. — Уловил?
— Уловил, — сказал баритон. — Значит, бритье украло у нас не только «Войну и мир», но и повесть «Хаджи-Мурат»?! О, боже…
— Хотя у Толстого других забот не было. Пиши, да пиши, — сказал дискант. — Это тоже учесть надо.
— Э, нет, браток, — возразил баритон. Он тоже женат был. Так же боролся с женой за личную свободу. Даже на охоту ходил, пахал, причем, босиком. Из колодца на санках воду возил. Рассказики для детей пописывал. Воевал даже. И не забудь: никаких там домов творчества в то время не было! И творческих командировок не было! А ведь писал, бедняга…
Под тяжестью доводов дискант окончательно сник. Только и уронил:
— Баста! С этого дня не бреемся.
Они расплатились с официанткой, встали из-за стола и, горько сожалея о потерянном на бритье времени, отправились на стадион смотреть очередной футбольный матч.
Перевод А. Козлова.
КАХАРИЯ-ХАНУМ
Сижу я на садовой скамейке и размышляю. Фамилия моя, думаю, Бесяншин. Спиртного в рот не беру, не курю, с женщинами скромен. Короче, нравственно чист, как горный хрусталь. Что обо мне говорить? Нечего. А вот о моей жене есть что.
Во-первых, Кахария-ханум красива. Даже чрезмерно. Во-вторых, любить умеет, как Джульетта. Любит, позабыв все на свете. Вот этими двумя качествами природа в избытке наградила Кахарию-ханум. Конечно, не подумайте, что я склонен к хвастовству и преувеличениям. Нет, я же говорю: Кахария-ханум — писаная красавица. Но красота ее ни грамма не прибавила к моим радостям, к моим горестям. Да, любить она способна самозабвенно… Очень любит мою зарплату, а также премии. Полна желания, чтобы я их почаще приносил. Ну, а если задержка с ними случается, Кахария-ханум мрачнеет, как осеннее небо, теряет все слова для меня и начинает понимать, как она несчастна и какой же я тиран, и до чего же исковеркал ее молодую, цветущую жизнь…
В такие моменты, желая ее успокоить, я говорю:
— Кахария! Ведь нас только двое. Ты да я! Я да ты! Ну разве мало нам трехсот рублей чистоганом? А квартальные премии ты в счет не берешь?
И как скажу ей так, потом каюсь неделю. Воспламеняется моя Кахария-ханум с такой катастрофической силой, что ни одна пожарная команда не сможет залить огня ее гнева.
Тогда, аргументируя свою мысль, я говорю:
— Милая Кахария! Наши соседи и на полторы сотни не бедствуют. И живут лучше нас. Кроме близнецов, еще мать с отцом содержат. И не жалуются.
Тут уж Кахария-ханум изображает из себя ядерный взрыв. Хоть в погребе отсиживайся, пока идет реакция распада ее мыслей на каленые ядра слов.
— А кого это я хуже? — грохочет она. — Ты посмотри на жен Сидербаума и Шап-Шарапова! Можно подумать, министерские женки! Вот у кого мужья! А ты? Ягненок, ворона несчастная. Зайчонок, осел вислоухий! Ишь ты — мещане они, рвачи… Только и знаешь, что благородного из себя корчить. Что я за тобой вижу? По курортам, что ли, летаю? Завяла моя молодость, как цветочек! Поникла среди твоих грязных рубах да носовых платков… Ты бы вообще без меня на старую калошу смахивал! О, какие парни меня сватали! Какие были предложения! А я, дура… это ли твоя благодарность за мои мытарства? Вон, Букяншин четырех жен за два года сменил. Я его понимаю: поди, поищи такую, как я… Майшакаров до сих пор по мне сохнет…