Когда мы вышли во двор погулять, небо было усыпано звездной пылью, и в ней купался полный месяц. Букяншин притих, глядя на луну.
— А помнишь, — сказал я, — такую же лунную ночь и сад? Ты, девушка и… стихи…
— О, как забыть такое! Это тогда, когда в буран мы возвращались в розвальнях? Эх, молодость…
— Да, да, тогда, — согласился я с Букяншиным, хотя напомнил ему совсем о другой ночи.
То ли захмелел мой друг, то ли еще чего, но перескочил он с лирики на прозу.
— Ты знаешь, есть такой человек Сидербаум! Во! Че-ло-век! Обязательно загляни ко мне. Познакомлю.
Он утер глаза и продолжал:
— Но есть и дурные люди! Ох, подлые… Ладно. О них в другой раз.
Вскоре Букяншин называл меня уже не по фамилии, а ласково «мой светик».
— Светик мой! Там, в управлении, ох, я их как! Ты же умница, светик. Ей богу…
В доме Букяншин говорил моей жене:
— Светик мой! Гайсин все про меня знает. О, моя Вакига такая же простая баба, как и ты. Уж за «бабу» простите. Она души в моих друзьях не чает. Вот Сидербаум… Толковый мужик. Я и в министерстве, и в управлении всем скажу… Ей-ей, у меня лучшая жена на свете.
Букяншин что-то попытался спеть, потом сладко захрапел.
Ранним утром съездил я с бригадиром на покосы, а когда вернулся, Букяншин уже собирался в путь.
— Как? Уже отбываешь? — удивился я.
— Время — деньги, — сказал он, опохмелился домашним пивом, и, бормоча благодарность, вырвал из своего блокнотика листок с адресом. Говорил он сегодня с хрипотцой, будто простудился слегка.
— Дома я или нет — всегда милости просим. А мне еще семь районов объехать надо.
И ушел.
Ровно через полмесяца случилось мне побывать по колхозным нуждам в городе. Когда уезжал, жена мне все напоминала о Букяншине, адрес его сунула. Памятуя о нем, с вокзала я и завернул к Букяншину.
Открыла мне очень красивая ханум.
«Это же та самая девушка, которой Букяншин читал стихи при луне», — подумалось мне, И, уверившись в догадке, спросил:
— Вы будете Вакига-ханум?
Женщина мило улыбнулась, и я повторил про себя: «Она!»
— Нет, не она, — сказала красивая ханум.
— А дома ли Букяншин? — спросил я, смутясь.
— Букяншин? — женщина засмеялась. Нет, такой здесь не живет.
— Вовсе не живет?
— Вовсе!
— Простите, — сказал я и вытащил бумажку. Нет, адрес был точен. Может, он сам ошибся?
Отправился в театр. В канцелярии пожимали плечами:
— Букяншин? Нет, такого не знаем. Стихи? Курай? Поет? Нет, нет, не слыхали.
«Ладно, — думал я, шагая в гостиницу. — Утро вечера мудренее. Разберемся».
Иду в толпе по шумной, суетливой улице, думаю о Букяншине. Не прошел и квартала, как навстречу… сам Букяншин! Ну точно — Букяншин! Костюм тот же, шляпа…
Он выстрелил в меня испуганным взглядом, метнулся вправо, вскочил в тронувшийся с остановки трамвай и исчез, как сон. Ошеломленный, я не мог с места сдвинуться…
Вечером, лежа на скрипучей гостиничной койке, я долго думал о происшедшем. Может, и тот, что окликнул меня у райкома, тоже был не Букяншин? И тот, кого я угощал — не он? И тот, что стихи читал, тоже?..
Но ведь я только что столкнулся с ним. И это был он! Он! Его мне ни с кем не спутать — писклявый голос, стоячее левое ухо, бородавка на левой щеке, шрам на руке…
Но почему же, Букяншин? Почему же…
Перевод А. Козлова.
ВОЛШЕБНАЯ СИЛА БУМАГИ
Даминев и Куличин работают в художественной мастерской. Даминев, правда, новый тут человек, но опыта ему не занимать.
По работе они быстро узнали друг друга, а вот в сфере личной жизни контактов не было. Да, собственно, оба и не нуждались в этом. Речь не о том пойдет.
…Однажды Даминев куда-то заторопился, ушел и вскоре вернулся. Выплюнув окурок, прижег новую папироску и заходил по мастерской взад-вперед. Затем сел за работу, но, посадив на бумагу кляксу, бросил кисть. Он что-то бормотал себе под нос, вроде кого-то жестоко поносил самыми ядреными словами.
Куличина это заинтересовало.
— Что случилось, старина? — спросил он.
— Что, что… Тот недоумок по договору не платит.
— Это ты о ком же?
— О заведующем артелью! — крикнул Даминев.
— Мирхаев, что ли? — допытывался Куличин.
— А кто ж у нас еще заведующий!
— Чего ж ты раньше молчал?
— Толку-то… Он и с министром не посчитается, а с нами и подавно.
— Эх, голова два уха! — засмеялся Куличин. — Вот сейчас дам записочку, беги с ней к Мирхаеву и получишь свои денежки…