Похоже, у меня всё-таки есть страх полётов. На мотоцикле я это предположила, а теперь уверенность окрепла, потому что в вертолёте оказалось ещё страшнее.
О том, что приземлились мы в городе, я узнала, только выбираясь на трясущихся ногах из притихшего аппарата.
— Всё нормально? — озаботился так и не представившийся старший, глядя на нас с лёгким недоумением.
— Чтобы я… ещё хоть раз! — эмоционально выдохнула в ответ.
— Нормально, — с лёгкой улыбкой ответил Кощей. — Похоже, Наташа боится летать.
— Похоже, боится — это не то слово! — охотно поддержала я.
— Ничего страшного. Сейчас умоетесь, перекусите — и станет полегче. Как там было? Сначала накормить, напоить, а потом уже о деле? — не без иронии глянул он на Кощея.
— Ещё банька должна быть. И «спать уложить», — отбил тот с каменным лицом.
— Так далеко наше гостеприимство не распространяется, — улыбнулся «профессор». — Илья, проводи и организуй, — велел он моему бывшему. — Без глупостей.
— Будет сделано, — без воодушевления, но и без надрыва пообещал Дорохов.
Я сразу напряглась, ожидая… не знаю, чего именно, но чего-то нехорошего. С проекцией Кощея Илья один раз уже сцепился, с оригиналом тоже подрался, страшно представить, чего ждать на третий раз!
Однако Илья о постороннем не заговаривал. Привёл нас в небольшую уютную комнату, похожую на кухню или зону отдыха приличного офиса: уголок с раковиной и титаном кипятка, пара холодильников, две микроволновки. Три столика со стульями вокруг, поодаль — низкие и даже на вид очень удобные диваны. За отдельной дверцей имелся туалет на три кабинки, оттуда же можно было попасть в душевую..
Дорохов махнул в сторону уборных, а сам пообещал сообразить бутерброды.
— Снимай это безобразие, — велела я Кощею, критически разглядывая пропитанную кровью голубую футболку. — Она вон уже коркой встала, фу! Надо попробовать застирать.
— Не поспоришь, — вздохнул он.
Мне-то особо нечего было оттирать, разве что тщательно промыть руки с мылом, щадя заклеенные части, а вот помочь Ейшу убрать запёкшуюся кровь — пришлось. Ну как — пришлось? Можно подумать, кому-то что-то не нравилось! Формально помощь требовалась только со спиной, до которой он не дотягивался, но я с удовольствием гладила мокрой губкой рельефную спину и твёрдый живот. Ну и что, что губка посудная и не очень новая? Главное, чистая! Во всяком случае, чище пациента.
А ещё я воспользовалась случаем наконец-то внимательно рассмотреть и словно невзначай ощупать его руки. Искусственная кожа, покрывавшая основную часть, ничем не отличалась от настоящей, но это я ещё по ладоням отметила, а вот открытые участки, не спрятанные под прикидывающимся естественным покрытием, смотрелась своеобразно. Сложный рельеф тугих тёмных жгутов, огоньки непонятного назначения, похожие на декоративную иллюминацию…
— Почему твои руки так странно выглядят? — не удержалась я от вопроса. — То есть не целиком уподоблены человеческим, — в объяснение своих слов провела пальцем вдоль дорожки огоньков. Кощей от прикосновения едва заметно вздрогнул. — Здесь тоже всё чувствительное? — удивилась я.
— Да, — улыбнулся он. — Это всего лишь декоративное покрытие, — он выразительно побарабанил кончиками пальцев по коже. — Добавлять его везде — неудобно, не будет доступа к начинке. Пока снимешь, пока доберёшься, чтобы настроить… Так проще.
— И что там можно настроить? — заинтересовалась я, вновь ощупывая странное подобие открытых мышц. Никакого отторжения и тем более отвращения ни вид, ни ощущения не вызывали. Интересно, это побочный эффект чувств к мужчине, общая моя придурковатость или оно и не должно пугать?
— Отрегулировать или отключить чувствительность, ввести параметры рабочей среды для коррекции защиты, — проговорил он и накрыл ладонью мою руку на собственном предплечье.
Я вскинула вопросительный взгляд. Сердце сбилось с ритма и зачастило, в животе сладко ёкнуло — а в следующее мгновение это предчувствие удовольствия, порождённое горячечным взглядом жёлтых глаз, оправдалось.
Поцелуй вышел жадным, лихорадочным. Ейш ещё ни разу не целовал меня с такой яростью, исступлением, крепко держа одной ладонью затылок, а второй — притиснув к себе. А я отвечала тем же. Отчаянно цеплялась за плечи, пытаясь прижаться крепче, стараясь выразить одним прикосновением всё то, что ещё не успела сформулировать. Весь страх сегодняшнего дня, всю тревогу, всё громадное облегчение оттого, что — живы, вместе. Что я уже никуда его не отпущу.